Михаил Бродский - Сабанеев мост

Конструкция прессформы обсуждалась и с технологами, и частым гостем у нас в бюро был технолог Кабиков, которого, несмотря на возраст, все звали Жорой. Он пришел на завод еще юношей, теперь ему было уже около сорока лет, а выглядел он старше, имел нездоровый, желтоватый цвет лица и озабоченный вид, был худ, даже изможден, лысоват и всегда неряшливо одет. Его обременяла большая семья, чтобы прокормить которую он регулярно сдавал кровь, ибо заработка не хватало. Видно было, что жизнь уже сломала его и он не ждал от нее ничего радостного, разве что периодически небольшую прибавку к зарплате.

Перспектива превратиться постепенно в подобие Жоры Кабикова ужасала меня.

«Вот так и жизнь пройдет, – думал я, подремывая зимним вечером в троллейбусе по дороге с работы. – От прессформы к прессформе».

Вспомнилась недавняя встреча у гостиницы «Метрополь» с моим одноклассником Виктором Суходревом, с которым я в школе приятельствовал и который, окончив военный институт иностранных языков, мгновенно взлетел на самый верх, был теперь личным переводчиком Хрущева, дипломатом, ездил с ним по заграницам и мелькал, хоть и на заднем плане, на телевизионных экранах.

Был вечер, стоял крепкий мороз. Виктор в модном пальто светлого габардина на меху и модной же меховой шапке пирожком неторопливо шел под руку с красивой девушкой в мехах. Он был добродушен, вальяжен, элегантен и чрезвычайно доволен собой. Я возвращался с завода, выглядел, вероятно, пролетарием, был голоден и на какой-то миг с иронией увидел мысленно сцену из всем известного чеховского рассказа, почувствовав себя при этом «тонким».

В глазах молодого человека, обитающего на советском Олимпе, заводской инженер был существом, несомненно, второсортным; мое чуткое ухо уловило легкую интонацию снисходительности. Для меня деятельность в рядах чиновного обслуживающего персонала, пусть и самого высокого ранга, не являлась мерилом успеха. И все же явственный вид житейского благополучия, достигнутого сверстником, заставлял серьезно задуматься о своей дальнейшей карьере.

Трехлетний срок, который полагалось отработать на заводе по распределению, казался бесконечным. На заводском совете молодых специалистов я выразил разочарование невозможностью применить на практике знания, полученные в институте.

– Эх, друг мой, – сказал главный технолог завода, руководивший советом, – и в моей должности не нужна высшая математика. Но в нашей работе есть другие интересные стороны. Поработаешь и лучше поймешь, какая деятельность тебе по душе.

Молодыми специалистами руководители завода дорожили. Однажды к нам в отдел зашел директор завода Оболенский, совершавший обход цехов и служб. Ему было уже под пятьдесят, но он только недавно окончил вечерний институт и, таким образом, тоже мог считаться молодым специалистом. Но, конечно, он уже был известным в Москве руководителем, сделавшим честную карьеру, пройдя ее поэтапно на технических должностях, не используя партийные рычаги и вступив в партию лишь на пятом десятке, уже будучи главным инженером одного из московских заводов. Это был высокий жизнерадостный человек, расположенный к людям, которые испытывали к нему инстинктивное доверие. Увидев меня, знакомого ему по совету молодых специалистов, он подошел к кульману и положил руку мне на плечо.

– Как тебе работается? – спросил он.

– Хорошо, – ответил я.

– Ну, смотри, – сказал Оболенский, – завод на подъеме, если работа не нравится, приходи, что-нибудь придумаем.

Ограничить свою трудовую жизнь масштабом завода мне было не интересно; кроме того, претила рутина, однообразность и повторяемость усилий для выполнения плана, изо дня в день, из месяца в месяц. Стандарт поведения молодого человека, не желающего строить свою карьеру в системе линейного персонала, то есть от мастера к начальнику цеха и далее по ступенькам к начальнику производства, а если повезет, то и выше, предписывал поступление в аспирантуру. Но стандартность, как и однообразие, нагоняли скуку. Мне были интересны различные сферы жизни, а для серьезных занятий наукой следовало надолго сосредоточиться на решении какой-то одной конкретной проблемы. Кроме того, имея практический склад ума, я боялся, что в лучшем случае стану научным сотрудником, а не ученым. Это меня не прельщало.

Думая о карьере на годы вперед, невозможно было забывать и текущую материальную сторону жизни. Всю свою маленькую зарплату за исключением небольших карманных расходов я отдавал в семью, радуясь возможности наконец-то облегчить жизнь моим приемным родителям. Несмотря на то, что уже через несколько месяцев меня произвели в старшие инженеры, зарплата все равно оставалась крошечной. Небольшой денежный ручеек струился из ВИНИТИ, то есть из института научно-технической информации, где подрабатывали многие инженеры и научные работники, знающие языки. ВИНИТИ регулярно выпускал экспресс-информацию с аннотациями информационных и научных статей, опубликованных в иностранных журналах. Статью следовало прочитать и ее суть кратко, в одном-двух абзацах изложить на русском языке. Если аннотация привлекала внимание специалиста, он мог запросить статью, а при необходимости и ее перевод. Я составлял аннотации англоязычных статей по своей литейной специальности, что пополняло кошелек и одновременно несколько расширяло мой технический кругозор.

Эта скромная деятельность, показавшая практическую пользу от знания иностранных языков, была дополнительным стимулом для занятий французским, к которому я всегда чувствовал склонность. Начало было положено в небольшой группе, организованной в Театре Образцова. В группе занималось несколько актеров, в том числе и Зиновий Гердт. Его артистическое чутье мгновенно улавливало интонацию и акцент чужого языка, что способствовало успеху спектакля «Необыкновенный концерт» в зарубежных гастролях, где Гердт неизменно играл роль конферансье на языке той страны, где проходили гастроли.

Преподавала нам княгиня Волконская, мать молодого композитора Андрея Волконского, создателя ансамбля «Мадригал». Их семья, жившая в эмиграции в Швейцарии и во Франции, вернулась на родину в конце сороковых годов. К счастью, Волконских миновала судьба многих реэмигрантов, отправленных в вынужденное путешествие на острова известного архипелага. Кира Георгиевна преподавала хорошо; за несколько месяцев я прошел программу средней школы и овладел языком в достаточной степени, чтобы поступить на четырехгодичные курсы иностранных языков.

Выучить иностранный язык было сравнительно несложно. Значительно сложнее было в нашей отгородившейся от остального мира стране найти ему практическое применение. Деловых контактов с иностранцами у рядового инженера номерного завода быть не могло, а личных не должно, поэтому знание языка было пассивным и его использование ограничивалось чтением художественной литературы в оригинале, а также газеты французской компартии L’Humanité , которая освещала мировые события интереснее и полнее, чем газета «Правда» и даже газета английских коммунистов Morning Star . Иностранные газеты, не принадлежавшие компартиям, у нас купить было почти невозможно.