Соломон Смоляницкий - Три века Яна Амоса Коменского

Время идет, а работа над учебниками продвигается медленно. Коменский совершенствует в первую очередь «Открытую дверь языков» и пишет к ней третью часть — «Дворец». Его помощники оказываются малосведущими; кроме Пьера Фигула, никто не может самостоятельно и шагу ступить.

Ян Амос не теряет надежды, что, завершив для шведов дидактическое сочинение «Новейший метод преподавания языков», вернется к Пансофии. Но слишком медленно подвигается вперед работа! Да и к тому же Коменский вынужден давать частные уроки, иногда выступать с публичными чтениями. К этому побуждает его материальная нужда, так как содержание де Геера оказывается для большой семьи весьма и весьма скудным.

Многие обыватели Эльблонга удивлены, узнав, как нищенски живет прославленный философ, которого, едва он приехал, избрали почетным членом профессорского совета. На его чтения в городской школе собираются самые уважаемые в городе лица: члены магистрата, старейшины церковной общины, профессора. Говорят, с философом состоит в дружбе сам правитель сиятельный граф Герхард Денгоф! А в доме нечего есть! Лавочники, частенько поставлявшие провизию в дом Коменского в долг (а иной раз там довольствуются одним хлебом), не делают из этого секрета. Одни пожимают плечами, другие самодовольно улыбаются: у них-то полная чаша, хотя они и не ученые и не знаменитые...

Шведам становится известно, что время от времени Коменский выступает с публичными чтениями, дает частные уроки и что, выполняя свое обещание властям Эльблонга, уже приступил в городской школе к объяснению своей «Двери предметов». Считая, что время Коменского принадлежит только им, шведы шлют запрос за запросом. Их интересует, что сделано, сроки окончания намеченных работ. Они торопят, упреки становятся все более резкими. Английские друзья, напротив того, хотят лишь знать, насколько Коменский продвинулся вперед в пансофических трудах. Гартлиб, которому Ян Амос сообщил, что, выполняя договор со шведами, прервал занятия Пансофией, в ответном письме к Коменскому разражается филиппикой: «В какую пропасть ты катишься, занимаясь делом, не стоящим твоих сил?» Человек умный, искренне привязанный к Коменскому, Гартлиб все же не в состоянии понять глубины его патриотического самопожертвования; ведь он работает для шведов, потому что они помогают братьям.

Ян Амос посылает это письмо де Гееру, прося принять во внимание доводы Гартлиба. Но де Геер не признает никаких резонов, теперь уже он не настаивает, а приказывает продолжать работу над дидактическими сочинениями. Коменский чувствует себя в тисках, и все же, ночами дополняя написанное прежде, он создает пансофический очерк и в 1643 году публикует это сочинение в Гданьске, стремясь тем самым хоть частично удовлетворить запросы тех, кто ждал от него трудов по Пансофии. Очерк вызывает большой интерес, вскоре переиздается в Лондоне, Париже, Амстердаме, но в то же время дает повод к новым упрекам со стороны шведов.

Преодолевая отчаяние, Коменский продолжает напряженно трудиться. Жизнь его похожа на нескончаемый хмурый осенний день. Дни незаметно слагаются в недели, недели в месяцы, месяцы в годы. А время необратимо, и никому не дано ни остановить, ни замедлить его бег, ибо остановить время — значит остановить жизнь. Да, время — часы жизни, и что бы ни происходило, они идут, отмечая рождение, рост, смерть, и потом снова бесстрастно отмеривают следующий круг жизни... Жизнь вечна, но человек смертен, и он обязан совершить то, для чего рожден, главное дело своей жизни. Горькие эти раздумья заставляют Яна Амоса торопиться, подхлестывать себя: время уходит, а пансофические работы стоят на месте.

Однажды ему вспомнился сияющий солнечный день и он сам, двадцатидвухлетний, в Праге, на Староместской площади, в толпе зевак смотрит, как на знаменитых часах на ратуше появляются в окошечках фигурки святых, а затем сбоку возникают турок, скряга и Смерть с косой, отзванивающая прошедший час. Да, Смерть с косой отзванивает часы жизни! В ту пору он был полон сил, Смерть с косой казалась такой далекой, что ее как бы и не было. С того дня много воды утекло. Смерть унесла близких, и коса ее не однажды чудом не задевала его. Где его надежды? На что ушли его силы? Что он сумел сделать? Двадцатидвухлетний юноша, беспечно глазеющий на диковинные часы, стал пятидесятитрехлетним человеком, обремененным тяжкими заботами и обязательствами, не принадлежащим себе, который тщетно пытается угнаться за бегущим временем... Мрачные мысли терзают Коменского, порой он близок к отчаянию, бывают минуты, когда у него опускаются руки.

Обстоятельства между тем складываются для Коменского все хуже. Он слишком известен, чтобы его обошли стороной европейские политические и религиозные события. И когда польский король Владислав IV, [112] Владислав IV (Сигизмунд) (1595—1648) — польский король (1632—1648), вел войны с Русским государством, претендовал на русский престол, воевал со Швецией. Своих политических целей в Европе добиться не смог. стремясь прекратить раздоры между церквями в Польше, рассылает послания, приглашающие и евангелистов и католиков на мирный диспут в Торунь, Ян Амос не может устраниться от этого. Он не в силах отказать настойчивым просьбам братьев в Польше и протестантской церковной общине в Эльблонге. Прервав свои занятия, Коменский участвует в предварительных совещаниях протестантов, надеясь, что лютеране и чешские братья найдут общий язык и в Торуни будут выступать вместе против католиков, по крайней мере, по большинству пунктов.

Наиболее значительное совещание протестантов происходит в Литовском Орле, куда по приглашению литовского князя Януша Радзивилла съезжаются представители многих церковных общин. Чешские братья в Польше, а также эльблонгский магистрат посылают Коменского. Его речь производит на многочисленных участников съезда большое впечатление. Князь Радзивилл, покоренный глубокой убежденностью и красноречием Коменского, приглашает его переехать в Литву и поселиться в замке в Любече на Немане. Беседа с Коменским, поделившимся своими пансофическими замыслами, укрепляет князя в его намерениях. Он создаст все условия для работы над пансофическими сочинениями, говорит Радзивилл, к услугам Коменского богатая библиотека; более того, в случае нужды Коменскому будет доставлено из какой угодно страны любое нужное ему сочинение. Князь так увлечен своей идеей, что обещает содержать необходимое количество ученых мужей в помощь Яну Амосу и готов тратить на это благое дело четверть своего дохода. Коменский искренне благодарит, но вынужден отказаться. Он уже взял на себя обязательства и не может считать себя свободным, пока их не выполнит.