Джон Джейкс - Север и Юг. Великая сага. Книга 1

– Я все подготовлю, – пообещал взволнованный начальник арсенала, прочитав послание полковника Гарднера. – Но, бьюсь об заклад, мы не сможем отойти от причала. В городе очень неспокойно, и местные заводилы нам этого не позволят.

Проходя мимо отеля «Миллз-Хаус» по дороге к дому Купера, Билли увидел выходивших оттуда Эштон и Хантуна. Он сразу узнал их, хотя шел по другой стороне улицы. Хантун вежливо коснулся своей шляпы, Эштон лишь едва заметно кивнула.

В доме на Традд-стрит было не слишком весело. Купер еще не вернулся, и Юдифь, чтобы развлечь гостя, позвала детей к пианино и, заиграв какую-то мелодию, попросила их спеть. Однако уже очень скоро дети умолкли, явно чем-то расстроенные. Наконец появился Купер, извиняясь за опоздание. Он приехал с Джеймс-Айленда, где возникли новые проблемы с установкой киля «Звезды Каролины».

На ужин Юдифь приготовила вкуснейший устричный пирог с хрустящей корочкой – устриц ловили на отмелях в гавани, – но Билли был не голоден. Бретт казалась расстроенной и нервной. Разговор то и дело прерывался. Когда Юдифь ставила на стол серебряные вазочки с клубничным мороженым, вдруг зазвонили колокола.

Купер нахмурился.

– Это в церкви Святого Михаила, – сказал он. – Должно быть, по телеграфу пришли первые вести с Севера.

– А правда, что завтра неофициальный выходной? – спросила Юдифь.

– Правда. По дороге домой я встретился с Бобом Реттом. Он просто ликовал. Сказал, завтрашний день будет началом американской революции тысяча восемьсот шестидесятого года. – При этих словах он поморщился.

С улицы донеслись звуки оркестра.

– Мне бы хотелось посмотреть, что там происходит, – сказал Билли. – Хотя армейские мундиры будут непопулярны и даже вредны для здоровья еще недельку-другую. Бретт, ты не боишься выйти на улицу?

– Нет.

Вскоре они уже шли по Митинг-стрит к набережной. Купер и Юдифь остались дома. На улицах было удивительно людно для раннего вечера, однако все в основном казались вполне благодушными, хотя Билли и заметил, как несколько человек недовольно нахмурились при виде его мундира.

– Они играют «Марсельезу»! – с удивлением воскликнула Бретт.

– Безумие какое-то, – коротко ответил Билли.

Неожиданно со стороны набережной раздался грохот, небо озарила яркая вспышка. Билли замер. Неужели орудийный выстрел? Однако это оказался всего лишь салют, а не сигнал к началу боевых действий. Ну и ну! А он уже начал подпрыгивать, как лягушка на горячей плите.

Когда они переходили через Уотер-стрит, Бретт вдруг спросила:

– Ты знаешь этих людей? Они на нас смотрят.

– Не знаю, – ответил он, проследив за ее взглядом. – Хотя нет, постой. С одним мы, кажется, встречались. Это тот бездельник, который лез ко мне с дурацкими вопросами, когда я сегодня привязывал лодку на набережной.

Тем временем тот самый приземистый человек с повязкой на глазу решительно направился через Митинг-стрит, на ходу махнув рукой остальным.

– Пойдем-ка поговорим с этой юной леди, – громко сказал он. – Ужасно хочется узнать, почему она так увивается вокруг этого напыщенного янки.

– Да, давайте скажем ей, что это непатриотично, – заявил его приятель.

– Надо ее убедить, – добавил третий, подбирая с земли камень.

Всего их было семеро. Четверо или пятеро из них уже тоже вооружались камнями.

– Встань за моей спиной, – тихо сказал он Бретт.

– Но они же не осмелятся прямо на глазах у…

Разбитная компания подошла к тротуару. Мимо Билли и Бретт в сторону набережной спешили люди, не обращая на них никакого внимания. Парень с перевязанным глазом сорвал с головы замусоленную кепку, согнулся в три погибели и изобразил на лице просящее выражение.

– Вы уж простите великодушно, мисс, но патриотически настроенные граждане Чарльстона с почтением просят вас не пачкать себя знакомством со всяким сбродом из форта.

С набережной снова донесся залп салюта. Над домами вдоль улицы вспыхнули красные огоньки.

– А не пошли бы вы к черту! – ответила Бретт. – Я сама буду решать, с кем мне знакомиться.

– Неужели? Ну, это мы еще посмотрим.

Одноглазый бочком двинулся вперед. Билли выхватил кольт и взвел курок. Это снова была лишь угроза: при таком скоплении народа на улице он никогда не стал бы стрелять. Какая-то женщина за его спиной заметила револьвер и закричала. Несколько прохожих испуганно бросились на мостовую.

Одноглазый сделал обманный выпад, пытаясь добраться до оружия. Билли увернулся. Тогда другой хулиган бросил камень, но тот пролетел мимо и ударил Бретт в плечо. Девушка вскрикнула. Выругавшись, Билли прыгнул вперед и припечатал рукояткой кольта прямо в лицо тому, кто швырял камень. Тот взвыл и отскочил назад, заливаясь кровью.

Билли осторожно огляделся. Встав полукругом, семеро дебоширов медленно подступали к ним. Ему не хотелось рисковать и ввязываться в драку, ведь могла пострадать Бретт, поэтому он с большой неохотой выкрикнул слово, которое противоречило и его характеру, и его мундиру:

– Бежим!

Бретт не сдвинулась с места, и тогда он схватил ее за руку и потащил в сторону Традд-стрит. Когда они побежали, одноглазый и вся его банда помчались за ними, как стая волков за возможной добычей. В воздух полетели камни. Один попал Билли в шею, ободрав кожу.

На углу Митинг и Традд их преследователи внезапно остановились по команде одноглазого. Билли уже вталкивал Бретт в калитку дома Купера. Задыхаясь, они заперли ворота и прислонились к стене изнутри. На набережной грянул салют сразу из двух орудий.

– Я никогда и ни от кого раньше не убегал, – тяжело дыша, сказал Билли.

– Но ведь… – Бретт перевела дыхание, – нам ничего другого не оставалось… Я и представить не могла, что люди в Южной Каролине способны на такое.

Билли взял ее за руку и повел к крыльцу дома. До этого дня он не осознавал, как далеко зашла ненависть и как она глубока. Теперь понятно, почему старина Гарднер так не выносит свою должность, а Даблдей стреляет из гаубицы просто для острастки. Чарльстон стал неуправляемым.

На следующий день победа Линкольна на выборах стала очевидной, и в городе начался настоящий праздник. Когда к причалу подошел лихтер из форта Моултри, взбудораженная толпа, как и предсказывал начальник арсенала, не позволила погрузить на него оружие.

К вечеру уже ликовал весь город. Повсюду играли оркестры. Почти в каждом окне горели лампы и свечи. По Ист-Бэттери мимо дома Хантуна шли толпы людей – трезвых и не очень.

Супруги собирались пойти на большой салют на набережной. Хантун нашел свою старую кокарду из синего шелка – символ сопротивления еще со времен нуллификации – и прикрепил ее к своей лучшей шляпе. Эштон стояла перед зеркалом, украшая свой капор черными и белыми перьями. «Сецессионные шляпки», как прозвали их дамы, были сейчас в большой моде.