Джон Джейкс - Север и Юг. Великая сага. Книга 1

– Ну так она будет разочарована, – вдруг сказала она, быстро наклоняясь и хватая яйцо.

И тут же бросилась бежать.

Бретт погналась за ней по берегу:

– Положи его обратно! Ты не имеешь права забирать птенца у мамы!

– А вот имею! – откликнулась Эштон, встряхивая волосами.

Что ж тут поделаешь! Бретт знала свою сестру, или ей казалось, что знала. Ситуация требовала мгновенных действий, но при этом очень осторожных. Бретт сделала вид, что уступила. Вскоре Эштон потеряла бдительность, теперь она шла медленно, на ходу разглядывая добычу, которую держала перед собой на ладони. Бретт подскочила к ней сзади и выхватила яйцо.

Эштон погналась за сестрой вокруг дома, в сторону аллеи, там их и увидел Купер, когда направлялся к конторе. Погоня продолжалась несколько минут. Наконец, когда обе запыхались, Эштон будто бы проявила раскаяние:

– Ну прости меня, Бретт. Ты права, я просто дурочка. Надо отнести его обратно. Только дай мне еще раз на него посмотреть, и вернемся к гнезду.

Неподдельная искренность и ласковый голос сестры успокоили Бретт, и она протянула ей яйцо. Улыбка Эштон тут же изменилась.

– Если оно не мое, то и не твое тоже! – С этими словами она сжала кулак и раздавила яйцо.

Бретт бросилась на нее – она была сильнее и проворнее – и не слишком женственно повалила сестру на землю. Схватив Эштон за волосы, девочка колотила ее, пока та не завизжала. Этот крик и слышали Купер и Тиллет. Отец растащил драчуний, потребовал от каждой объяснений, потом перебросил обеих разом через колено и как следует отшлепал. И все это успел сделать до того, как их мать прибежала из дома на крики.

Бретт рыдала, протестуя против несправедливости. Эштон надрывалась еще громче. Но несмотря на то что она закидывала голову назад, корчила страдальческие гримасы и всячески изображала оскорбленную невинность, глаза ее сияли. На первый взгляд могло показаться, что они блестят от слез. Но более внимательный наблюдатель увидел бы, что ей весело. Кларисса, Тиллет и Купер не заметили этого.

Зато заметила Бретт.

Примерно в трех четвертях мили от дома Мэйнов, в небольшом отдельном поселении на плантации, в то же самое время произошла другая драка. Черный мальчик и белый мальчик катались в пыли посреди улицы, сражаясь за обладание бамбуковой удочкой.

Улица тянулась между двумя рядами выбеленных хижин, где жили рабы. Здесь же, вдали от хозяйского имения, находились небольшая больничка, крошечная церковь, а в дальнем конце улицы возвышался пятикомнатный дом, стоявший на опорах из глины и щебня. Этот дом принадлежал главному надсмотрщику Монт-Роял мистеру Салему Джонсу – уроженцу Новой Англии и стороннику строгой дисциплины. Джонса вырастила здесь же, на Юге, его рано овдовевшая мать, и примерно одиннадцать лет назад он пришел в Монт-Роял с блестящими рекомендациями с другой плантации. Но Тиллет все равно смотрел на него как на янки, то есть как на вечного чужака. Со временем старания Джонса на благо Мэйнов помогли Тиллету отчасти преодолеть недоверие, но окончательно от своей подозрительности он так и не избавился.

Мальчишки мутузили друг друга под безразличными взглядами чернокожих детей и мужчин, слишком старых, чтобы работать. Трудно сказать, который из двух был задиристее или грязнее. Белый мальчик – загорелый семилетний крепыш – был Чарльзом Мэйном. Кузен Чарльз – так называла его Кларисса, чтобы отличить от Мэйнов собственной семьи.

Чарльз был исключительно красивым ребенком. Однако привлекательная внешность была, пожалуй, его единственным наследством. Чарльз был сыном брата Тиллета, бездарного адвоката Хьюджера Мэйна. Хьюджер и его жена находились на том самом пароходе, который затонул по пути в Нью-Йорк у мыса Гаттерас в 1841 году. Чарльза на время отдыха родители отвезли к его тетушке и дядюшке. Он был их единственным ребенком и остался у родственников после похорон, когда в землю были зарыты два пустых гроба.

Жизнь Чарльза на плантации была легкой, хотя и одинокой. Каким-то внутренним чутьем, свойственным юности, он почувствовал, что дядя Тиллет не особенно горюет о его отце и, вероятно, поэтому не слишком думает и о своем единственном племяннике. Чарльз обратил эту холодность себе во благо. Его тетя и дядя позволяли ему жить так, как он хотел, не делая попыток обречь его на скучные занятия с наставником-немцем. Чарльз много рыбачил и с удовольствием бродил по лесам и болотам, окружавшим плантацию. Дружил он с чернокожими детьми и с одним из них, Каффи, сейчас сражался из-за удочки.

Громкие голоса в одном из домишек привлекли внимание мальчиков и нескольких рабов. В дверях показалась знакомая фигура. Маленький, лысый и толстый, Салем Джонс был обладателем одной из самых ангельских физиономий в мире, но вел себя совсем не ангельски и считал необходимым как можно чаще демонстрировать свою власть, заходя, куда ему вздумается, с плеткой в руке и толстой дубиной на ремне.

Друзья прекратили потасовку, тем более что, пока они боролись, Чарльз случайно сломал удочку. Вид у него, как обычно, был растрепанный: щеки и подбородок вымазаны грязью, рубашка торчала из-за пояса. На прошлой неделе драка с двоюродным братом Каффи Джеймсом стоила ему одного переднего зуба. Но он считал, что щербинка во рту только придает ему лихости.

– Джонс опять подкатывался к Семирамис, – прошептал Каффи. – С тех пор как жена умерла полгода назад, он все время пытается.

– Пока она была жива, он тоже пытался, только так, чтобы никто не видел, – сказал Чарльз. – Так дядя Тиллет говорит.

Салем Джонс прошагал по улице и исчез за своим домом. Чарльз осторожно подошел ближе к лачуге, где жила семья Семирамис. Через открытую дверь в тусклом свете смутно вырисовывался стройный силуэт девушки. Но хотя Чарльз не мог хорошо ее видеть, он живо представлял себе ее образ: шелковистая черная кожа, точеные черты лица, пленительное гибкое тело. Все молодые мужчины на плантации неизменно провожали ее восхищенными взглядами.

Показался Джонс верхом на коне. Вид у него был злобный.

– Приаму точно сегодня достанется, – предположил Каффи, глядя, как надсмотрщик направляется в сторону полей. – Старик Джонс не получил от нее то, чего хотел, значит отыграется на ее брате.

Чарльз посмотрел на солнце:

– Мне бы надо домой возвращаться, скоро обед. Но я, пожалуй, останусь здесь, подожду, чем это закончится.

Все равно никто из домочадцев не хватится его, решил он.

Бродя по поселку, он думал о том, чем может обернуться вся эта история. Высокий и физически крепкий, брат Семирамис обладал еще и очень сильным характером. Хотя его предков привезли из Анголы три поколения назад, в Приаме по-прежнему жил неугасимый дух свободы, которой он был лишен.