Дмитро Бедзык - Украденные горы [Трилогия]

Новость оглушила Василя. Даже когда за дядей Петром явился жандарм, он не так был потрясен, как сейчас. В своих Ольховцах он успел привыкнуть к арестам, целыми партиями вели через село арестованных, забирали лучших людей, и никто не удивлялся: раз ты не вор и не бандит, а человек порядочный, тебя обязательно арестуют. Но ведь это же была Австрия, где на престоле сидел немец, там над тобой, русином, каждый шляхтич норовит поизмываться. Выходит, Василек, что и Россия — недаром доказывал ему Игорь Заболотный — полностью схожа с Австрией.

— Одно хочется мне понять, — мучительно, после долгой паузы, заговорил Василь. Паренек почувствовал, что самое время открыться близкому и родному человеку, все равно как старшей сестре, о которой довелось узнать немало хорошего от дяди Петра. — Почему, панна Галина, — только, пожалуйста, обязательно скажите мне истинную правду, — почему люди, — а их так много на белом свете, — почему они безропотно подчиняются царскому произволу? Почему и у нас и у вас люди ведут себя с такой покорностью? Идут убивать друг друга. Австрийцы русских, русские австрийцев. К примеру, мой отец, он, возможно, стреляет где-то в москаля, которого в жизни не знал и не видел. И может случиться, отца кто-нибудь убьет. А за что? Не лучше ли для всех жить вовсе без войны? Ездили бы друг к другу в гости по праздникам, как, бывало, к деду-бабке на святки. У меня, панна Галина… — Василь подсел к ней на кушетку. — У меня не выходят из головы эти большие холмы с солдатскими могилами. Не могу забыть страшных слов, что слышал от отца Серафима. Даже во сне, панна Галина, они преследуют меня, эти его слова! Я все думаю… Как это можно получать доход с солдатской головы? Зарабатывать на ранах и страданиях? Однажды спрашиваю отца Серафима: почему, отче, вы только мне открыли эту тайну? Почему бы вам не выступить в церкви, перед народом, и не сказать полным голосом об этой жульнической, грабительской арифметике богачей? Почему не возвестите с высоченной колокольни?.. На всю вселенную, чтоб люди узнали настоящую правду? Что про царей, что про богачей. А отец Серафим, панна Галина, подобно вам, обнял меня, глянул мне в глаза и со вздохом сказал: «Подрастешь, парень, все узнаешь. Пока что помалкивай, дитя мое…» Конечно, придется молчать, за такие слова жандармы не милуют везде, и в Австрии, и здесь. Но, панна Галина, я ведь уже не ребенок. Шестнадцать осенью исполнится, и я понял, почему рабочие на Подоле не смогли взять под защиту Заболотного. Будь у них хоть но винтовке на брата и патроны к ним, наверняка Заболотный не оказался бы за решеткой.

Галина почувствовала свою беспомощность. Не было у нее ни собственного опыта, ни подхода в столь деликатном деле, как воспитательная беседа с юношей на темы, выходящие за пределы его обычных представлений. Единственно, что ей осталось, — повторить сказанное звонарем Серафимом: «Вырастешь — во всем разберешься, а покуда учись, набирайся жизненного опыта и знаний…» Впрочем, она попробовала объяснить Василю в самой доступной форме кое- что о двух противостоящих силах — богатых и бедных, — что вступили в смертельную схватку, о силе правды, которая обязательно переборет зло на земле, рассказала и о таких людях, как машинист Заболотный, людях ясного ума и несгибаемой воли, которые сумеют не только рабочих Подола, но и весь рабочий класс России привести к победе.

Василь замер, Галина толкует о двух силах. Поучает его, шестнадцатилетнего увальня. Но увалень этот, милостивая панна, уже кое-что кумекает в этих «силах». Помещик — одна сила, а мужик — сила иная. Достаточно наглядное представление о борьбе этих сил он получил еще в родном селе. Невольно припомнился дед Андрей. Не подчинился господину уездному старосте, остался верен своей общине, но… и не победил, а прежде времени отправился гнить в землю. И помещика Новака, первого богача на всю волость, никак не одолеют мужики, даром что их — огромное большинство, а он — один. И полковник Осипов родом из той же — первой силы, которой вольно сажать людей за решетку, стрелять и вешать… Где уж беднякам одолеть злую силу, если за ней сам царь стоит, а у царя не счесть жандармов и войска наготове!

— Вот когда войско перейдет на нашу сторону, — пробует Галина получше разъяснить, — все пойдет по-другому…

Василь противится даже слушать такое. Давно ли он видел на улицах Киева маршевые роты, что под музыку духовых оркестров отправлялись покорно на фронт. Армия не вступится за бедняков: ее ведут офицеры. Вроде Осипова, приказавшего повесить газду Покуту.

— То чистейшая фантазия, панна Галина, — дерзнул возразить Василь. — Взять, к примеру, моего отца, панна Галина, разве осмелился бы он не пойти на войну? Никому на ум не пришло поинтересоваться, согласен ли он бить москалей во имя императора. Закованных в кандалы русских солдат я сам, собственными глазами видел во Львове, — русские же солдаты их и арестовали. Да вы же сами, панна Галина, приказали подпоручику Падалке не домой отправляться, а на фронт. А туда, всем известно, не на прогулку отправляются, туда идут убивать, калечить других.

Галина бессильна растолковать хорошенько простодушному, вроде его дяди, но честному парню с цепким, наблюдательным умом всю глубину и сложность законов человеческого общества. Ни к чему раскрывать перед ним все тайны подполья и конспирации. Наступит время — сама жизнь ему подскажет, где классовый враг, а где друг.

— Василек, — сказала она, — не торопись, со временем все узнаешь, только надо тебе учиться. Если согласен, я в ближайшие дни куплю тебе билет на поезд. Станция Мечетна, кажется? Ну, вот и все. Там, как беженец-галичанин, будешь учиться на казенный счет. Станешь в будущем агрономом. А к той поре, возможно, и в Галичине вспыхнет революция.

— Революция? — повторил Василь. У него широко открылись глаза, он замер — так неотразимо овладело всем его существом произнесенное грозное слово, которое он впервые услышал от Игоря на днепровской землечерпалке. Он не в состоянии был вообразить, чтобы эта самая революция, которая простых людей делает отважными и справедливыми, а господ жестокими и трусливыми, чтобы она докатилась в их горы, к бедным лемкам. — Слишком уж покорный у нас народ, панна Галина, не годен он будет принять ее, революцию. Ведь не поддержали же сельчане моего деда, хотя он ради них за решетку сел.

— Василек, поверь мне, не вечно люди будут безропотны и приниженны. В конце концов каждый бедняк осознает, кто его истинный враг.

Но паренек все еще никак не мог поверить в это чудо. Игорь рассказывал ему о революции девятьсот пятого года, водил даже по улицам, где проходили восставшие войска со своим офицером Жадановским. Но то Россия, тут, наверно, все возможно, тут действуют такие смелые люди, как машинист Заболотный, а там, в Карпатах!..