Георгий Степанов - Закат в крови [Роман]

Все, немало подавленные сообщением об атамане Попове, тягостно молчали. Наконец Алексеев поднял седую голову, блеснул очками:

— Позвольте слово?

Корнилов утвердительно кивнул.

— Под лежачий камень вода не течет! — Алексеев укоризненно засверкал серебряной оправой очков. — К тому же мы многое безвозвратно провороним, зазимовав у границ того или другого края. Бездействие, подобно ржавчине, разъест армию и ее волю. В войне нельзя ждать неожиданных подарков от судьбы. Чтобы заполучить их, нужно энергично и решительно действовать всеми силами. Да и что мы найдем далеко в захолустье Астраханского края? На Кубани, в Екатеринодаре еще держится довольно боеспособный отряд добровольцев. Не пойти к ним — значит обречь и на одиночество и напрасную гибель в неравной борьбе. Екатеринодар — последнее наше пристанище и очаг. Без него наш отряд обратится в бродячий табор без роду и племени. Нет, господа, — Алексеев повысил голос, — бегство в калмыцкие степи равнозначно бегству от нашего святого и великого дела. В суровую зиму в пустынных Сальских степях, в редких и бедных калмыцких улусах три тысячи не найдут ни теплого крова, ни достаточного пропитания. — Алексеев внимательно сквозь очки оглядел собрание сощурившимися близорукими глазами. — Слишком поспешно покинув Ростов, мы не взяли почти никакого провианта, и в нашем обозе всего шестьсот снарядов. Их хватит лишь на один мало-мальски серьезный бой. А дальше что? Моя касса пуста. Золотой фонд Дона, хранившийся в Ростовском банке, почему-то оставлен нами большевикам. Ко дню выхода из Ростова не отремонтирован ни один бронеавтомобиль, а в Новочеркасске брошено пять бронированных аэропланов «Вуазен». В Ростове несколько тысяч отличных ломовых лошадей, а мы не рискнули реквизировать ни одной сотни. Теперь лишь один поход на Кубань, богатую людьми и продовольствием, может восполнить все наши упущения. Убежден, вольнолюбивое кубанское казачество умножит наши ряды. Кубанцы ждут нас, и наш первейший долг — пройти к ним. В единении сил — наше спасение. Выбрав благую цель, мы должны к ней идти прямо! Я — за кубанский поход!

Речь Алексеева произвела впечатление. Генерал Богаевский живо встал и, подкручивая черные усы, сказал:

— Уподобиться лежащему камню, конечно, гибельно! Я безоговорочно — за поход на Кубань! Если же Лавр Георгиевич не согласен идти на Екатеринодар, то полк из донцов и я — как донской казак — пойдем на соединение с отрядом походного атамана Попова. Это не угроза, не ультиматум! Нет! Это жизненная необходимость. — Богаевский сел и надел пенсне.

Подстриженная ежиком голова Корнилова низко склонилась, лицо потемнело.

— Лавр Георгиевич, — обратился к нему командир ударного Корниловского полка Неженцев, — стоило ли огород городить, если мы вдруг сейчас пойдем в далекий и ничего не обещающий Астраханский край? Офицеры с Украины, из Центральной России еще находят пути прийти к нам, но как они проберутся в Астрахань? А будет в руках Екатеринодар — будет и Новороссийск. Значит, будут и корабли от союзников. Нет, только Кубань компенсирует нам все потери!

Речь Неженцева, пожалуй, решила все. Тотчас же выступил Марков.

— Я, — сказал он хрипловатым голосом, — по своему характеру и природе готов драться без роздыха. Нас немного, но каждый из нас стоит десяти. Значит, тысяча офицеров-корниловцев равнозначна десяти тысячам красных солдат. Следовательно, мы всегда будем побеждать и в результате кубанского похода крепко обоснуемся в Екатеринодаре, чтобы оттуда начать другой поход — на Москву.

Корнилов поднялся и хлопнул ладонью по столу:

— Решено: поедем на Екатеринодар! На страдном пути встанет немало препятствий, и, может быть, даже роковых для всего нашего дела. При отсутствии тыла и резерва мы везде будем иметь фронт. Первое поражение будет последним. Значит, каждый из нас должен проникнуться мыслью: победить или умереть! Со всех сторон нас будут обступать враждебные силы. Только впереди, из бездны ночи, будет маячным фонарем мерцать Екатеринодар. И мы должны во что бы то ни стало пробиться к нему. Иначе конец всему. Итак, завтра в шесть часов утра в поход. Пусть же господь бог благословит нас на беспримерный ратный подвиг!

В Ольгинской Ивлев с двумя ростовскими студентами стоял на квартире казака-фронтовика.

Один из студентов, Анатолий Петров, узколицый, длинноволосый, в очках с толстыми стеклами, склонный к философствованию, сидя у тусклого, колеблющегося каганца, говорил:

— Обыкновенно революции свершаются теми, кому нечего терять. Не понимаю, как могла сделать февральскую революцию наша буржуазия?

— Таких людей, которым терять нечего, в природе не существует, — заметил студент Леонид Любимов, юноша нервный, порывистый и не любивший ничего принимать на веру.

— Вряд ли целесообразно менять то, что есть, на то, что будет, — продолжал разглагольствовать Петров.

Ивлев не выдержал и поднялся с лавки:

— Корниловцы должны драться за новое.

— За какое новое? — спросил Петров.

— За то новое, что сохраняет уважение к почтенным сединам старого.

— Я пошел сражаться с большевиками не потому, что люблю старое, — сказал Петров. — А потому, что даже самая свирепая революция, как это утверждает Анатоль Франс, в конечном счете завершает себя тем, что на место старых чиновников ставит новых.

— Ну, это еще можно оспаривать, — холодно и спокойно заметил Любимов.

— Ты, Леня, прежде почитай роман «Боги жаждут», а потом опровергай, — посоветовал Петров.

Ивлев, обращаясь к Любимому, сказал:

— Идеалом корниловцев должно быть Учредительное собрание с представителями от народа, то есть от всех слоев населения.

— Я не верю, чтобы какой-нибудь парламент или высокое собрание смогло управлять государством. Любой страной всегда управляет кто-нибудь один.

— Значит, по-твоему, и во Франции, и в Англии — во главе монархи?

— Да, представьте себе, что президент Франции или премьер-министр Великобритании — монархи на определенный срок.

— Немного же, мой друг, ты смыслишь в политических устройствах названных стран, — усмехнулся Любимов.

— А знаете, что Юлия Цезаря убили за то, что он помимо желания форума захотел стать царем? — спросил Ивлев.

— Чем же обернулось это убийство для заговорщиков? Надеюсь, не забыли? Смертью всех! — запальчиво проговорил Петров. — Значит, монарх и после смерти иной раз простирает свою власть в будущее на целые десятилетия.

— Господа, а уж десятый час вечера… — спохватился Любимов, взглянув на часы. — Ужинать будем?

— Попросим хозяйку продать десяток яиц и крынку молока, — предложил Ивлев.

— Просили, — сказал Любимов, — она говорит, раз нет царя и Керенского, то нет и грошей действительных.