Сергей Житомирский - Эпикур

«Метода», — прочёл Эпикур надпись, вырезанную по краю металлической книги. Статуя изображала дочь титана Океана, богиню мудрости, ту самую жену Зевса, которую бог поглотил, чтобы сделаться мудрым навеки, и которая потом родила ему Афину, выпущенную на свет из его головы топором Гефеста.

Эпикур залюбовался скульптурой. Он ощутил прилив радости, светлое и сильное чувство, которое с недавних пор стало посещать его. На какое-то время оно целиком захватило юного искателя истины, он забыл, где находится и зачем пришёл. Изящная женская фигура и устремлённая вверх скала направляли взгляд смотрящего на вершину водяной струи. Там вода, теряя силу, распадалась на изменчивые клочья, падавшие вниз. Казалось, маленькие пенные кони вырываются из глубины и с гордо вскинутыми головами бросаются в бездну, чтобы превратиться в дождь сверкающих капель.

Но это длилось недолго. Эпикур отошёл от фонтана и направился к бюстам, которые действительно оказались скульптурными портретами философа. Здесь были Фалес, Анаксагор, Мелис, Пифагор, Парменид и, конечно, стоявшие поблизости друг от друга Сократ и Платон.

Судя по всему, Памфил действительно был очень богат. Всезнающий Софан утверждал, что философ принадлежит к старой самосской аристократии. По словам Софана, один из предков Памфила был родным братом знаменитого Пифагора. Но тот бежал с Самоса в Италию, когда власть на острове перешла от знати к вождю простых общинников Поликрату, а предок Памфила сумел поладить с тираном. Будто бы он завещал своим потомкам жить в дружбе с любыми правителями. И им это удавалось и при персах, и в эпоху Афинского морского союза, и в перипетиях Пелопоннесской войны. Да и сам Памфил не покинул острова сорок лет назад, когда стратег Тимофей снова отбил Самос у персов и Афины поделили лучшие земли самосцев между своими поселенцами — клерухами. Похоже, Софан был прав, утверждая, что философу удалось тогда не потерять своего состояния.

Эпикур ждал, что вернётся ушедший докладывать слуга, но из затенённой глубины портика появился, как понял Эпикур, сам философ. Это был высокий, лысый старик с плотной округлой бородой, похожей на булыжник. Непомерно выросший живот Памфила противоречил его сравнительно худому лицу и высохшим, ослабшим рукам.

— Радуйся, сын Неокла, — с улыбкой произнёс он, подойдя. — Я готов поговорить с тобой о чём пожелаешь. Признаться, сейчас мало кто ходит ко мне за этим.

Памфил пригласил Эпикура под навес, и они уселись в лёгкие удобные кресла позади бюста Эмпедокла.

— Ну что же привело тебя ко мне? — спросил философ.

Его лицо было серьёзным, в голосе звучала искренность. Не было ни тени высокомерия или снисходительности, которые ожидал встретить Эпикур. Поэтому он отбросил заранее придуманную фразу, начинавшуюся словами: «Я утверждаю...» — и, немного запинаясь, изложил суть дела.

Эпикур объяснил, что поспорил со своим приятелем Софаном по поводу заклятий. Дело в том, что позавчера стратег Леосфен упражнялся в метании ножа и уронил кинжал в Заклятый колодец. Его слуга вызвался спуститься туда, но друзья из местных уговорили Леосфена не испытывать судьбу ради куска железа. По этому поводу Эпикур стал доказывать Софану, что все рассказы о заклятиях — выдумки суеверных и смешно бояться спуска в подземелье. Тогда Софан высмеял друга и заявил, что сам Эпикур не наберётся храбрости не только залезть в колодец, но и пересказать свои, как он выразился, детские мысли признанному философу, например Памфилу. Эпикур, конечно, обиделся. Обвинение в трусости его мало трогало, но неверие в правильность рассуждений оскорбило, и он решил доказать Софану, что прав.

Памфил с интересом слушал.

— Ты говоришь о подземном ходе Западной стены? — уточнил он.

— Да.

— Что ж, изложи свои доводы, я с удовольствием тебя послушаю.

— Вот они. — Несмотря на расположение философа, Эпикур заметно волновался. — Что такое заклятие? — спросил он и сам ответил: — Суть заклятия состоит в том, что чародей с помощью заклинаний и нечестивых жертв принуждает каких-то демонов служить себе. Рассмотрим, возможно ли это. Нет смертного, который смог бы к чему-то принудить бога. Значит, демоны не имеют божественной природы, хотя и могущественней людей. Тогда получается, что они должны занимать место между людьми и богами. Но рассказчики о колдовстве наделяют демонов исключительной глупостью. Например, считается, что кто бы ни произнёс заклинание, оно подействует, — иначе зачем бы чародеи держали свои заклинания в тайне? Но ведь не только человек, а даже собака не подчинится чужой команде. А в случае с колодцем обитающая там сила выглядит ещё глупее. Говорят, колодец заклял жрец, спрятавший ценности от Тимофея. Но ценности давно найдены и возвращены храму, а заклятие вроде бы осталось! Выходит, демоны не только подчиняются кому попало, но и выполняют бессмысленные приказы. Но не могут же существа, более близкие к богам, чем люди, быть глупее людей! Следовательно, все разговоры о колдовстве — пустая болтовня.

— Любопытно, — улыбнулся философ. — Хочешь знать моё мнение? Ты развил интересную тему, но не надейся, что твои доводы убедят всех подряд.

— В них ошибки?

— Нет. Но они необязательно верны. Ты взялся рассуждать о предметах, о которых неизвестно ничего достоверного. Поэтому твои доводы справедливы лишь постольку, поскольку правильны принятые тобой предположения о сущности демонов. Но я не берусь судить о природе духов и об их общении с магами. Кроме того, многие, вспоминая старые сказки, приписывают и богам людские пороки. Афина у них злопамятна, Зевс коварен, Гера ревнива и мстительна. Тебе могут возразить, что колдуны управляют демонами, склоняя на свою сторону каких-нибудь богов.

— Это твоё возражение? — встрепенулся Эпикур, готовый вступить в спор.

— Конечно нет, — улыбнулся Памфил. — Я говорил о мнениях невежд. На самом деле Зевс един, хотя и существует во многих проявлениях, он благ и лишён зависти и, конечно, не снизойдёт до роли сторожа кладов. Хотя... ведь речь шла об имуществе храма... А тебе сколько лет? — неожиданно спросил он.

— Пятнадцать.

— Ты учишься?

— Да, в школе отца. Но я не слишком доволен своим учением.

— Почему же?

— Наш наставник Филист учит только красноречию. Возьмёт какую-нибудь речь и жуёт её фраза за фразой. Но мне ораторские фокусы неинтересны, а всё, что есть в доме, я давно уже прочёл.

Памфил пристально посмотрел на Эпикура и задумался.

— Знаешь что, — проговорил он, помолчав, — наверно, это боги послали тебя скрасить моё одиночество. Не хочешь ли ты, Эпикур, бросить отцовскую школу и стать моим учеником?

У Эпикура загорелись глаза.