Сергей Житомирский - Эпикур

— Там, на северном склоне, лес кончается, — сказал Каллий. — Разобьёмся на пары. Двигаться туда и туда, — показал он, — дойти до опушки, осмотреться и назад. Встреча у этого камня.

Эпикур с Менандром двигались левее всех. Эпикур, который излазил все окрестности Самоса, чувствовал себя в горах увереннее и шёл впереди. Место было ровное, с небольшим спуском, но от сознания того, что впереди враг, тело охватывала противная слабость. Скоро Эпикур понял, что идёт по тропинке, которая всё круче устремляется вниз. Между стволами замелькали просветы, он замедлил шаги, снял с плеча лук. Сделал он это на всякий случай, не веря, что оружие может понадобиться. Но тропинка повернула, и он замер от неожиданности.

Прямо на него, шумно дыша, поднимался рослый македонянин в железных доспехах, за ним двигались ещё несколько человек. Эпикур не помнил, как вытянул стрелу из колчана и положил на тетиву. Воин, не замечая опасности, продолжал идти, шлем его был расстегнут, шея открыта. Надо было стрелять туда, в горло. Эпикур прицелился, но тут же почувствовал, что не сможет убить. Он немного наклонил лук и спустил тетиву. Стрела впилась в правое бедро воина, он громко вскрикнул, остановился, мельком глянул на рану и наконец заметил Эпикура. Через какое-то мгновение в руках македонянина оказался лук. Эпикур увидел страшное, яростное лицо человека, которому было не впервой убивать. Юноша пустил вторую стрелу до того, как враг успел выстрелить, и попал в кисть руки. Стрела македонянина прошуршала в листве над головой Эпикура, воин выронил лук и что-то закричал на непонятном языке. В это время Менандр с криком метнул копьё, справа через кусты уже ломились на помощь товарищи. Македоняне, которых было десятка два, вероятно, решили, что наткнулись на большой отряд и скрылись внизу. Только раненый через пару шагов споткнулся и сел на тропу. Каллий подбежал к воину первый, разоружил и быстро заговорил с ним по-македонски. Тот что-то ответил, Каллий выдернул из его ран стрелы, остановил кровь, и они поспешно отправились назад, уводя пленного, который хромал и бормотал непонятные проклятия.

— Молодец, Эпикур, — сказал Каллий, — половина выкупа твоя.

Эпикура трясло. В его сознании снова и снова возникало беспечное грубое лицо македонского воина в расстёгнутом шлеме, мысленно он опять спускал тетиву, но теперь стрела вонзалась в горло под подбородком, и воин, обливаясь кровью, валился на землю. Но ведь это счастье, что вторая стрела попала в руку! Эпикур понимал, что промахнись он, и конец приключениям был бы совсем другим. Из македонского лука в упор! Да он бы пробил этот панцирь насквозь, к тому же Эпикуров шлем вообще оставлял шею открытой.

Антифил несколько раз пытался штурмовать заслон беотийцев, но позиция врага оказалась неприступной. Говорили, что придётся возвращаться к морю и двинуться в обход Платей через Левктры. Но Леосфен, который к этому времени уже достиг Фермопил, узнал о беотийской засаде, вернулся с частью войска в Беотию и ударил противнику в тыл.

После недолгого боя враги сдались. Две тысячи беотийцев были отпущены, тысячу пленных македонян под охраной отправили в Афины. Афинское ополчение соединилось с отрядами наёмников и этолийцев, и Леосфен форсированным маршем повёл своё тридцатитысячное войско навстречу Антипатру; оставленный в Фермопильском проходе отряд мог не устоять перед натиском македонян.

От Платей до Фермопил было дальше, чем от Афин до Платей, но весь этот путь они прошли за два дня, из них полдня под дождём. Эпикуру казалось, что он никогда в жизни так не уставал. Но стремление опередить врага подгоняло воинов. И они успели. Антипатр подо шёл к проходу чуть позже Леосфена и остановился, не дойдя до скал, у Гераклеи.

Друзья прошли мимо шершавого от времени каменного льва, поставленного полтора столетия назад в память о подвиге Леонида [15] Леонид — спартанский царь, погиб в сражении с персами у Фермопил (480 г. до н. э.), прикрывая с небольшим отрядом отступление греческого войска. и его воинов, погибших, защищая Фермопилы от полчищ Ксеркса.

Отряд Каллия был послан в обход Тараханских скал, чтобы охранять тропу, по которой когда-то предатель Эфиальт провёл персов в тыл войску Леонида. Тропа начиналась у занятой противником Гераклеи и выводила по отрогам Калидромского хребта к морю далеко позади греческого лагеря. Эфебам предстояло пройти этот путь с обратной стороны. Погода портилась, с моря налетал ветер, солнце всё чаще закрывали облака.

Только в полдень они свернули направо в крутое ущелье и поднялись на волнистое плато, поросшее травой и редкими деревьями. Слева вдали возвышалась Эта, её срезанная вершина то и дело пропадала в облаках и курилась туманом, словно там до сих пор догорал погребальный костёр Геракла.

Поверху, никого не встретив, они прошли над береговыми обрывами назад и в сумерках строились на площадке над местом, где тропа ныряла к Гераклее. Здесь, в случае надобности, они могли остановить любое войско, опуская на тропу камни. С занятого ими уступа в сгущающейся тьме были видны оба лагеря и поле между ними, по которому в разных направлениях гарцевали всадники. И в греческом лагере под скалами и в македонском, лежавшем правей Гераклеи, мерцали костры.

Всю ночь с моря на запад шли облака, иногда поливая воинов редким дождём. Эпикур продрог и почти не спал, несмотря на усталость, как и большинство эфебов.

Только ко всему привыкший Каллий, расставив караульных, спал на земле под большим камнем, прикрывшись от дождя щитом и накидкой. Наконец рассвело. К утру небо очистилось, солнце гнало на запад остатки ночного облачного войска и светило со стороны залива в широкую долину Сперхея. Эпикур видел внизу стены и башни гераклейской крепости, за ней, упиравшееся в берег залива, пространство полей и лугов, русло реки, которое выдавали полоски обрывов и купы деревьев. На горизонте у подножия зелёных отрогов Огриса белели постройки Ламии. За горами на севере лежала союзная Македонии Фессалия, ещё дальше — Македония.

А внизу на равнине происходило движение — войска строились для битвы. Отряды переходили с места на место, между ними скакали конные командиры. Решающий бой приближался. Обозначались плотные построения гоплитов, группы конников и легковооружённых располагались с боков и сзади, раскинувшись далеко от ядра. Эпикур с замиранием сердца смотрел вниз. Там шла подготовка к страшному кровавому делу, которое для многих станет последним событием жизни, там...

Но вот перед греческим войском появился всадник на белом коне, конечно, это Леосфен. Он остановился перед строем и что-то закричал, размахивая мечом. Ни слова из его речи сверху не было слышно, но зато эфебы услышали, как прокричали воины в ответ. Леосфен помчался на левый фланг, где предстояла схватка с фессалийскими конниками, и трубы дали сигнал к наступлению.