Сергей Житомирский - Эпикур

Огромная масса людей двинулась. Медленно, не нарушая равнения, выставив копья, фаланга союзников приближалась к македонскому войску. Македоняне пошли навстречу, их конники бросились вперёд, чтобы охватить греческое войско с флангов, и справа уже встретились с конницей афинян. Всадники закружились, налетая друг на друга, и тут обе фаланги, основные ударные силы войск, сошлись. Выставленные вперёд копья не помешали воинам сблизиться, сверкнули мечи. Эфебы не дыша следили за единоборством двух столкнувшихся чудовищ, теснивших друг друга. Греки немного подались назад, потом выровняли строй, но напор македонян не ослабевал, и воины начали понемногу пятиться. Сейчас передние попадают, а остальные вынуждены будут бежать и подставят спины вражеской коннице, которой у Антипатра втрое больше, чем у Леосфена.

Эпикур в отчаянии закусил губу. Но тут наступавшая фаланга остановилась, македоняне оторвались от оторопевших греков, потом повернулись, отбежали и начали отступать, отстреливаясь из луков.

— Фессалийцы! — закричал Каллий. — Они перешли к нам!

Трёхтысячный отряд фессалийских всадников, который должен был ударить по левому флангу греческого войска, отъехал в сторону и вдруг, выставив копья, поскакал на македонян. Фессалийцы перешли на сторону союзников!

Только сейчас греки поняли, что произошло, и начали преследование. Но момент был упущен, под прикрытием оставшейся конницы македонское войско покатилось к реке. Фессалийцы тоже замешкались, заехав на заболоченный луг.

— Пошли вниз, афиняне, — позвал эфебов Каллий. — Антипатру эта тропа вряд ли понадобится.

Когда они спустились к Гераклее, битва уже была окончена. Македоняне ушли за реку и разрушили мост. Сперхей после дождей, которые ночью прошли в горах, превратился в грозный поток, и Леосфен не решился с ходу переправляться через него. Это спасло Антипатра от разгрома. Теперь, когда глава фессалийцев Менон примкнул к союзу, победа греков казалась несомненной.

— Уйдут в Македонию, — подсказывает Каллий. — Пусть бегут, мы их и в Пелле достанем.

Но он ошибся. Антипатр укрылся в Ламии, имевшей сильные укрепления. На следующий день вода спала, войско Леосфена без труда перешло реку и подступило к стенам города.

Ламия стояла на обрывистом берегу Архелоя, небольшой речки, которая обходила город по полукругу. Над речными обрывами поднимались высокие стены, за ними виднелся ещё более неприступный Акрополь, замыкавший город со стороны холмов. Башня с главными воротами была обращена к заливу, где в получасе ходьбы находилась гавань города, Фалара, и селение с тем же названием.

Леосфен попытался взять город штурмом, но потерпел неудачу и решил приступить к осаде. Он приказал окружить Ламию кольцом укреплений, чтобы полностью отрезать её от мира. Воины усердно принялись за работу, только этолийцы ворчали, говоря, что не дело это для воинов ковырять землю и таскать камни.

Этолийцы, составлявшие почти треть войска, были пастухами и жили по древним установлениям, о которых прочие греки давно забыли. Они не имели городов, отличались простыми нравами и свободолюбием. Ещё никому не удавалось покорить этот народ. Если в их долины вторгались враги, они вместе с семьями поднимались в горы и отсиживались там, пока завоеватели не уходили, не найдя даже чем поживиться в оставленных хозяевами нищих сёлах.

Вскоре вал был закончен и наступило затишье. Хорошо поставленная караульная служба при многочисленности войска была не тяжела. Осаждающие и осаждённые лениво обстреливали друг друга из метательных машин, изредка македоняне устраивали вылазки, но ни разу им не удалось застать греков врасплох. Снабжение шло морем через Афины. Настроение в войске было приподнятое, под стены Ламии продолжали прибывать отряды городов, присоединившихся к союзу.

Греция ликовала, празднуя победу над Антипатром. Два вождя стали кумирами восставшей Эллады: Гипперид и Леосфен. По всей Греции переписывали и читали речи оратора, призывавшие биться за свободу, в которых жар убеждений смешивался с тонкой иронией. Коринфский союз распался, вместо него возник другой, с центром в Афинах. Афинские послы обходили города Греции, призывая граждан примкнуть к борьбе за освобождение Эллады. Вскоре к послам присоединился Демосфен. В Аргосе состоялось целое «сражение ораторов», когда перед аргосцами выступили македонские послы вместе с бежавшими из Афин Каллимедонтом и Пифеем, и афинские, которым помогал Демосфен. Афины победили в споре, Аргос решил принять участие в Эллинской войне и послать Леосфену своих ополченцев.

С восторгом воины встретили весть о возвращении в Афины Демосфена. Афиняне оценили успехи оратора, склонившего многие города к участию в союзе, и, когда племянник Демосфена Демон предложил разрешить оратору вернуться на родину, Собрание единодушно поддержало его. Но поскольку Демосфен должен был заплатить штраф в пятьдесят талантов и решение суда отменить было невозможно, постановили поручить оратору за счёт государства украсить к празднику алтарь Зевса и выдать ему для этого сумму, достаточную для украшения алтаря и для уплаты штрафа.

На Эгину, где он жил, послали «Парал». Чуть ли не все жители Афин пришли в Пирей встречать Демосфена. Его чествовали как героя, забросали цветами, повезли в Афины в пышно убранной колеснице. Старик произнёс трогательную речь, в которой сравнивал своё возвращение с возвращением Алкивиада. Но Алкивиад силой принудил Афины принять его, он же призван любовью сограждан.

— Эх, жаль, меня там не было, — сокрушался Менандр, слушая рассказы приплывших из Афин корабельщиков.

— Всё же странный вы, афиняне, народ, — сказал Тимократ. — Сперва выгоняете героя, а потом его же восхваляете.

— Конечно, мой друг, мы не идеальны, — ответил Менандр. — Мы чувствительны, легко увлекаемся и тогда готовы самозабвенно проклинать или славить. Да, зимой мы поступили плохо, зато сейчас обстоятельства позволили нам проявить свои хорошие стороны, и мы с удовольствием исправили ошибку.

Время шло, однообразие осады стало утомлять людей, тем более что с наступлением осени всё чаще портилась погода. Перед осенним равноденствием этолийцы сообщили, что наступил срок общего Собрания их племени и что они должны уйти на пару месяцев на выборы стратегов. Но их уход не особенно сказался на силе войска, получившего многочисленные подкрепления. В Ламии уже ощущался недостаток продовольствия, об этом говорили пленные македоняне, захваченные во время вылазок. В конце боэдромиона Антипатр согласился на переговоры. Он предлагал заключить мир, но отказывался признать независимость Греции, говоря, что это компетенция Пердикки. Тогда Леосфен потребовал капитуляции, Антипатр отказался, и всё вернулось на свои места.