Сергей Житомирский - Эпикур

— Почему?

— Так хоть будет шанс сразиться с ними по очереди.

— Что же ты тогда не заключил мира?

— Зачем? Антипатр ушёл бы, а потом соединился со своими и начал бы всё сначала. Я-то надеялся оторвать Антипатра от Пердикки, Македонию — от Вавилона. Вот тогда он был бы заинтересован в дружбе с нами. Но слушай вторую новость — Кратер готовит флот для нападения на Аттику. Возможно, в городе об этом знают, а может быть, мне удалось узнать больше их. Я дам тебе письма к Фокиону и Евстиону, наварху нашего флота. И ещё два письма — к Гиппериду и Демосфену, в них разные мысли о будущем Греции. Официально ты повезёшь только заявки на хлеб.

В тот же день Эпикур, попрощавшись с друзьями, сел на корабль, доставлявший войску продовольствие. Его с Мисом тут же посадили на вёсла. Ненагруженное судно шло легко, уже к вечеру они вышли из Малиокского залива и свернули в узкий и длинный Еврипский пролив, отделяющий Грецию от Эвбеи.

Эпикур быстро выполнил поручения Леосфена. Все, кому он приносил письма стратега, расспрашивали юношу о подробностях сражения и ходе осады, а Демосфен узнал и даже пригласил поужинать. Эпикур собирался вернуться к войску, но Фокион, отвечавший за оборону Аттики, его не отпустил, а велел, отдохнув декаду, явиться в военное управление для службы. Эпикур догадался, что это сделано по просьбе Леосфена, который хотел избавить его от тягот войны. Свободное время он использовал для того, чтобы привести в порядок заметки и снова, теперь уже другими глазами, перечитать Демокрита, книги которого достал у Тихона. К Тихону же он устроил переписчиком Миса, который сам это предложил.

Фокион дал Эпикура в помощники управляющему финансами Алфею, хитрому старичку, который поручал юноше составление списков, проверку долговых обязательств и бесконечные подсчёты. Эпикур довольно быстро освоил эту работу, и она не тяготила его, потому что продолжалась только до обеда.

Управление военных расходов помещалось в Булевтерие в одной комнате с кассой феорика, то есть «театрального фонда». В своё время этот фонд был создан для устройства государственных зрелищ, но постепенно взял на себя обеспечение большинства общественных расходов. Феориком ведал Гимерий, который, правда, не часто появлялся в управлении, доверяя дела четверым помощникам.

У столов феорика вечно толпились просители. Занимаясь своими подсчётами, Эпикур неожиданно услышал знакомый голос, поднял голову от абака и увидел осунувшегося и обрюзгшего Стратокла. Толстяк утверждал, что когда-то внёс в кассу деньги для оплаты хора и требовал их назад. Служители доказывали, что феорик ему ничего не должен, тогда Стратокл взмолился, чтобы в память о его былых заслугах ему подарили бы денег или хотя бы дали в долг. При этом он объяснял, как тяжело жить без теосского вина, беотийских угрей и духов из Эфеса. Ушёл он огорчённый, ничего не получив.

Эпикур вспоминал давний спор Стратокла с Диогеном — эту встречу двух крайностей — и думал, что сама природа предпочитает держаться середины. Ведь грозы и бури бывают реже обычных дней. И физика не должна оказаться здесь исключением. Например, Демокрит допускает существование огромных атомов, размером с целый мир. Это, наверное, такая же крайность, как поиски абсолютной свободы или абсолютного наслаждения.

Поздней осенью в середине мемактериона на Афины обрушилось известие о смерти Леосфена. Во время отражения вылазки македонян он был ранен в голову ядром из вражеской машины. Рана оказалась смертельной, через три дня, не приходя в сознание, полководец умер. Горе охватило город. Не стало человека, с именем которого связывалась вера в победу и будущие успехи. Теперь Леосфену предстояло получить те самые отличия, о которых он когда-то сказал Фокиону во время Собрания — памятный камень на кладбище Керамика и надгробную речь над ним.

Эпикур вместе с толпой горожан пришёл на почётное кладбище. Там перед обелиском, на котором выбили имя полководца и имена воинов-афинян, погибших в Эллинской войне, Гипперид произнёс речь, яркую, но, может быть, лишённую настоящей теплоты. Эпикур вспоминал о встречах с Леосфеном на Самосе, поход в горы, грозу и ночь под звёздами, когда они говорили о смысле жизни. Афиняне плакали. Эпикур сперва держался, но потом тоже заплакал, беззвучно, не вытирая слёз.

Вместо Леосфена стратегом избрали Антифила. Наступила ветреная дождливая зима. Менандр писал из-под Ламии, что после гибели Леосфена жизнь в лагере стала унылой. Этому содействует скверная погода. Ополченцы многих городов отправились зимовать домой, и Антифил не смог их удержать. Правда, и македоняне терпят большую нужду и держатся из последних сил.

Война затягивалась, тем временем новые правители Азии не собирались оставлять Македонию в беде. Уже давно было известно о подготовке удара по Аттике с моря, и вот пришла весть о выступлении македонского флота под командой Клита Белого. К этому времени из двухсот сорока намеченных к постройке кораблей успели сделать только восемьдесят, но и это был достаточно сильный флот. Ефстион спешно вышел навстречу Клиту вдоль Кикладских островов.

Эпикур просматривал в лавке Тихона новые книги, когда на улице поднялся шум. Хозяин и посетитель вышли узнать, в чём дело. Через площадь, сопровождаемый толпой радостно кричащих горожан, двигался Стратокл с венком на голове.

— Славная победа афинского флота! — возглашал он. — Македоняне и финикийцы отброшены!

— Наконец-то! — воскликнул Тихон. — Слава Посейдону, добрые вести.

— На Пникс, афиняне, — взывал Стратокл. — Надо решить, как мы отметим победу.

Обрадованный Эпикур примкнул к ликующей толпе и вместе с остальными поднялся на площадь Собраний. Было солнечно и ветрено, белые и серые облака торжественно плыли с востока, со стороны Акрополя над раскинувшимся внизу городом. После печальных вестей о гибели Леосфена и тяжёлого ощущения безнадёжной осады весть о победе вселяла надежду на перелом к лучшему. Стратокл произнёс короткую речь с прославлением героев и предложил отметить победу торжественными жертвоприношениями с угощением народа и раздачей мяса. Предложение было с восторгом принято, постановили выделить средства и начать торжество.

Два дня город праздновал победу. У храмов стояли столы, за которыми сменялись группы пирующих, кипели котлы, воздух был наполнен запахом жаркого и острых приправ. Свистели флейты и стучали бубны, люди танцевали и пели, славили смелых моряков и богов-покровителей. Эпикур среди общего веселья ощущал грусть оттого, что с ним нет друзей. Он думал о Менандре и Тимократе, которые далеко на севере в холодных палатках сидят под стенами Ламии, и, наверно, до них ещё не успела дойти весть о победе.