Сергей Житомирский - Эпикур

Вождями свободных Афин стали вернувшийся Демохар и воспитанник Академии Лахар. Лавируя между Кассандрой, Лисимахом и Птолемеем, Демохар сумел упрочить положение Афин. Когда через год после битвы при Ипсе Кассандр снова попытался подчинить себе Грецию, Афины в союзе с Этолией остановили его.

В то время город ещё сохранял положение столицы философов. Как раз тогда выступил со своим учением Зенон Китийский, странный человек с немного вывернутой от природы шеей. Эпикур не раз встречался с ним прежде. Новоявленный сколарх в юности не помышлял о философии и приехал в Афины с родного Кипра, чтобы встретить ценный груз, в который вложил всё своё состояние. Но груз потонул, и несчастье бросило разорившегося купца к Кратету. Несколько лет Зенон был киником, потом учился у Полемона в Академии, наконец уехал в Мегару к великому спорщику Стильпону. Теперь он расположился со своими приверженцами в Пёстрой стое и выступил с учением, в котором Гераклитов Огонь сливался с пифагорейской системой мира и обожествлением судьбы.

Но прошло ещё два года, и усилившийся Деметрий начал завоевание Греции. Кассандр умер, в Македонии началась смута, это развязывало руки завоевателю. Деметрий вошёл в Аттику и осадил Элевсин, война становилась всё ожесточённее, в Афинах всё больше ощущалась необходимость в твёрдом руководстве. Воспользовавшись тем, что Демохар уехал к Лисимаху просить помощи, Лахар захватил власть. Он обвинил в измене Демохара и многих других, некоторых только за то, что они были богаты. Он раздал беднейшим гражданам часть конфискованного имущества, другую сделал собственностью государства, то есть своей, поскольку имел почти неограниченную власть. Потом завёл личную охрану и стал призывать народ к войне до победы. Победы между тем не было, Деметрий получил подкрепления с Кипра, вскоре ему удалось блокировать город с моря, а немного погодя и с суши. Пирей сдался без боя, вся Аттика, за исключением Афин, была уже в руках Деметрия, подвоз продовольствия полностью прекратился. Это тянулось уже больше года. Наёмники Лахара обшаривали дома, отбирая «излишки», цены на продукты стали неслыханными, но шло к тому, что еды нельзя будет достать ни за какие деньги. Будь в Афинах любая нормальная власть, город давно бы заключил с Деметрием мир на любых условиях, но Лахар предусмотрительно отобрал у граждан оружие, а с выражавшими недовольство был беспощаден. Похоже было на то, что Лахар предпочёл сдаче голодную смерть и делает всё, чтобы она постигла не его одного.

Этот день в общине Эпикура мало чем отличался от других. Встали рано, завтрак состоял из воды и пары оливок. Обменявшись невесёлыми шутками, принялись за обычные дела — работали по саду и переписке книг. Всё было как всегда, только двигались медленнее, труднее было сосредоточиваться, а глаза сами то и дело обращались к веткам, на которых уже завязались плоды. Но пока эти терпкие твёрдые шарики давали только детям. День был жаркий, время до обеда тянулось бесконечно. Обедали, как было издавна заведено, вместе со слугами. Сегодня Федрия сварила бобы, на всех получилось меньше, чем в обычное время мог бы съесть за обедом один. Федрия раскладывала их в тарелки по счёту. Десятилетний Эпикур-малыш и двухлетняя Пифоника получали полуторную порцию. Детей в общине осталось двое — дочка Идоменея и Батиды, ослабленная голодом, умерла зимой от болезни. Как ни старались сотрапезники есть помедленнее, тарелки опустели почти сразу. Дальше питались разговорами и водой, подкислённой отваром из того, что осенью должно было стать яблоками. Сами вываренные плоды мгновенно исчезали в желудках детей.

— Какой-то шум на улице, — сказал Мис и пошёл узнавать, что случилось. Вскоре он вернулся несколько ошеломлённый и сообщил: — Говорят, Лахар сбежал!

— Вот это прекрасно! — воскликнул Эпикур. — Надеюсь, в Афинах не найдётся больше сумасшедшего, который требовал бы войны до победы.

И тут в «Саду» появился перепуганный Пифокл из Митилены, один из наёмников Лахара, старый приятель Гермарха. Они вместе росли; встретив Гермарха в Афинах, Пифокл стал заходить к нему и вскоре увлёкся учением Эпикура. В тяжёлые дни голода он делился с обитателями «Сада» чем мог. Теперь он искал здесь убежища, опасаясь, что горожане начнут мстить наёмникам. Женщины тут же стали составлять планы преображения Пифокла. Решили, что для начала будет достаточно переодевания и изменения причёски. Леонтия взялась постричь его «под Демокрита».

Пока Пифокла, лишённого грозных атрибутов воина, стригли, он рассказывал, как Лахару удалось убежать. У тирана была лошадь, может быть, последняя несъеденная скотина в городе, которую он держал между воротами одной из башен. Сегодня он, как обычно, пошёл её смотреть, закрыл за собой ворота — и вдруг охранники увидели человека в грязной крестьянской одежде, который скакал прочь от города. Пока спохватились, стрелять было уже бесполезно. Со стены видели, как он промчался мимо вражеского дозора и что-то швырнул на землю позади себя. Очевидно, деньги, потому что вместо преследования дозорные бросились шарить в траве, а Лахар скрылся. И тут же многие из горожан, служивших тирану, стали в знак сдачи Афин открывать городские ворота.

По общему мнению, переодевание пошло Пифоклу на пользу, в лёгком гиматии с короткой бородой он стал похож на купца или владельца мастерской и имел совершенно мирный вид. Тем временем город уже заняли войска Деметрия. В «Сад» явился глашатай и потребовал, чтобы мужчины немедленно шли в театр Диониса, — Деметрий приказал собрать всех афинян. Эпикур пытался объяснить, что здесь только он является афинским гражданином, но посланец был непреклонен. Отовсюду, подгоняемые воинами, к театру сходились афиняне. Жара уже спала, но каменные скамьи амфитеатра были ещё горячими. Жалкое зрелище представляли афинские граждане, истощённые, встревоженные, занятые заботами только о себе, забывшие, что ещё несколько лет назад город принадлежал им и они с жаром на этом же месте обсуждали государственные дела. Они сидели, готовые ко всему, молча глядя на орхестру, окружённую рослыми воинами.

Но вот затрубили трубы, и в верхнем проёме скены показался Деметрий. Он был суров и грозен. Медленно, как трагический актёр, он сошёл по пологому спуску на орхестру и остановился с руками, скрещёнными на груди. Долго в полном молчании он разглядывал кучку согнанных в огромный театр афинян, не занимавших и десятой части его мест. Никакая маска не смогла бы передать презрение, которое было на его лице. Наконец Деметрий заговорил:

— Ну, афинские граждане, самые образованные, самые благородные, самые искренние и преданные в дружбе! Вы, я думаю, знаете, чего заслужили. И хотя вы сами наказали себя так, как я бы не смог, я решил вас... — Деметрий сделал многозначительную паузу, от которой многих бросило в дрожь, и закончил: — ...простить!