Александр Филимонов - Битва на Калке. Пока летит стрела

— Что вы там? — испуганно закричал на Никиту смолянин. — Что творите? Нас рубят, а вы что? Князь велел...

— Поехали! — оборвал его Никита. — Мне к твоему князю и надо. Поехали, покажешь, где он.

Вдвоём ехать было веселее. Уже ясно различались враги — всадники, у которых за спинами было приделано нечто вроде крыльев. Белые перья, казалось, горели в лучах утреннего солнца, и Никита, чувствуя рядом шумное дыхание смоленского дружинника, вдруг словно забыл о поручении князя и страстно возжелал лишь одного — вынуть меч, ворваться в ряды противника и — рубить по этим самым крыльям.

Но он вовремя спохватился.

— Где князь? — крикнул он смоленцу. — Куда ехать? Покажи!

Тот без разговоров подал знак: следуй за мной. И стал забирать влево, огибая дерущихся, заезжая своим в тыл. Проскакав немного за дружинником, Никита и сам увидел князя Владимира. Тот что-то сердитое кричал двоим совсем юным отрокам, видимо, прогонял их с поля. Никита узнал обоих: это были двое Ростиславов, племянники Мстислава Мстиславича. Они пытались протестовать, но видно было, что оба испуганы. Немудрено испугаться мальчикам в такой неразберихе!

Завидев подъезжающего Никиту, Владимир Рюрикович забыл про юных князей.

— Что там старый князь думает? — заорал он. — Всех так погубит, всё войско! Почему не начинаете?

Никита приблизился. Оба Ростислава глядели на него во все глаза. Среди общей суматохи он поразил их своим спокойным видом.

— Князь Владимир! — сказал Никита, подняв руку, словно останавливая порыв Владимира Рюриковича. — Погоди сердиться! Князь тебе слово велел передать.

— Говори!

— Он велел, чтобы ты, князь Владимир, не крепко бился. Отступай понемногу.

— Почему это мне отступать? — Владимир даже ощерился.

— Погоди, князь Владимир. Вам — ляхов за собой уманить. Подальше увести их отсюда. Понимаешь? Уведи ляхов туда. — И Никита махнул рукой в ту сторону, откуда сначала наступало всё войско. — Отступай, пожалуйста, князь Владимир. Он так велел.

Владимир Рюрикович смотрел на Никиту, смотрел — и вдруг всё понял. Он резко повернул коня и стал пробиваться в гущу своего полка. Оба Ростислава не решились последовать за ним. Они-то понимали только одно: враг превосходит числом и яростью, и если не отступать, то можно погибнуть. А погибать мальчикам, как видно, не хотелось.

Никита тоже стал разворачивать коня. Пора было возвращаться к своему полку.

— Прощай, брат! — крикнул он смоленцу, который всё ещё стоял рядом и тоже, кажется, понял замысел Мстислава Мстиславича. — Прощай! Может, ещё свидимся!

И кинулся обратно через поле, к дальнему холму, казавшемуся отсюда совсем маленьким и невысоким.

Оглядываться было некогда. Венгерские стяги, поднимавшиеся над войском тёмной полосой вдали, отчётливо двигались. Значит, венгры, видя, что полк Владимира Рюриковича отступает, не выдержали и тоже пошли на своего противника. Следовало Никите торопиться, чтобы поспеть к князю до того, как начнётся самое главное. И встать у Мстислава Мстиславича за спиной, как положено телохранителю.

Он безжалостно хлестал по конскому крупу, надеясь, что конь не обидится и в бою станет слушаться его по-прежнему. По ровному полю гнедой летел как птица, словно догадываясь, что от его быстрого бега очень многое зависит.

Пригибаясь к холке, Никита мог лишь изредка взглядывать на холм. Но успел заметить, что войско ещё не стронулось с места и многие ему машут призывно. Получалось так, как и обещал Мстислав Мстиславич: не начинали, пока он не подъедет.

Князь и вправду ждал. Ни о чём Никиту не стал спрашивать, лишь кивнул удовлетворённо. Только теперь, взобравшись на пригорок и встав рядом с князем, Никита вгляделся и увидел, что задание он выполнить сумел Смоленский полк начал отступление. Не бежал в беспорядке, как это бывает, а именно отступал, оказывая противнику небольшое сопротивление и тем самым связывая его. Ляхи не могли отстать от князя Владимира и, оборотившись, прийти на помощь венграм без опаски немедленного удара в спину. Бой уходил вдаль и уже скоро должен был скрыться из виду наступавших венгров.

Теперь самое время было перенести внимание на венгерские полки. Никита увидел, что князь Мстислав тоже смотрит в их сторону.

Не хватило терпения у них! Покинув своё место, на котором они, наверное, надеялись встретить русский удар, враги выбежали далеко вперёд, в поле и сильно растянули строй. Хотели поймать двух зайцев — и ляхам-союзникам подсобить, и тех, что на холме рассчитывают отсидеться, тоже побеспокоить.

Обернувшись на половецкий полк, расположившийся возле холма со стороны, дальней от венгров и, таким образом, ими не видимой, Никита даже присвистнул: половцы уже были готовы к удару, обнажили свои кривые сабли и хищно подобрались в сёдлах. Буркан, приподнявшийся в стременах, глядел на Мстислава Мстиславича, ожидая от него знака.

Князь тоже поднялся в седле. В руке его был меч, горевший на солнце.

— За мной, братья! — закричал он, потрясая мечом. — Покажем им, собакам, как биться надо!

Русские были готовы к битве. Со страшным, мгновенно вспыхнувшим рёвом полк ринулся вниз с холма. Никита старался не отставать от князя. Всё его существо охватил неодолимый восторг причастности к могучей праведной силе, перед которой никто не устоит, никто не может устоять! Ощущение восторга было таким мощным, что впору не драться, а заорать во всё горло, дав волю подступающим изнутри горячим слезам.

В чувство Никиту привёл многоголосый половецкий визг, оглушительно ударивший в ухо слева. Это воины Буркана, обогнув подошву холма, соединились с русскими и, стало быть, удвоили в глазах венгров силу, на них наступающую.

Теперь Никита знал одно: какое-то время будет только жестокая рубка и ничего больше. Князю будет некогда оглядывать поле и придумывать новые каверзы для врага. Дело было за русскими мечами и половецкими саблями.

Не отпуская князя от себя далеко, Никита напряжённо всматривался в рушившийся на глазах вражеский строй. Обязанности мечника и охранителя княжеской жизни заставляли его быстро определить — кого выбрал Мстислав Мстиславич соперником в первую очередь и насколько это опасно. Князь ведь всегда желает сражаться только с самым сильным врагом и когда-нибудь может наскочить на бойца, который превосходит его в умении владеть оружием да и в отваге не уступит. В таком случае Никита обязан был хоть тело своё подставить, а князя прикрыть от удара.

Но это, видимо, должно было случиться как-нибудь в другой раз. Венгерские воины были явно растеряны и уже перед схваткой больше думали о защите, чем о нападении. Они вдруг начали сбиваться в кучу, выставляя вперёд копейщиков.