Евгений Иванов - Меткое московское слово

— Уходи, уходи, знаю, с чьей ты конюшни, знаю, чей овес ешь, ничего для тебя продажного нет!

«Конь» принимал вид глубоко и несправедливо оскорбленной невинности, выпячивал вперед грудь и пробовал возражать:

— Как вы смеете, милостивый государь, я покупатель!

Тогда хозяин без церемонии добавлял:

— Уходи, проходимец, пока швейцара нет!

И перед носом «коня» с шумом захлопывалась входная дверь.

Впрочем, антикварные «кони» были не обидчивой породы, не из гордых кровных арабских скакунов и терпеливо дожидались желаемой встречи или у наружных дверей магазина, или путешествуя взад и вперед по улице. В этом случае они заводили знакомство при выходе покупателя из собственного экипажа.

Отсюда всякий, кто, пользуясь случайной встречей в антикварном магазине, заводил с кем-либо знакомство (или, как еще говорили, «ковал подкову», «делал иноходь», «хвостом вилял», «гриву теленку плел»), именовался среди второстепенных торгашей не только «конем», но и «кобелем на бараньем молочке», «заразой», «ходиком-модиком», «влипалой», «львом сучьим» или «сучьей подпругой».

«Коней» многие побаивались, ибо были случаи, когда, прикрываясь этой специальностью, в квартиры состоятельных людей проникали как воры, так и их наводчики.

Про «коней» говорили:

Из воровского табуна старый бугай…

Это тебе не продавец, а чесотка: зудит крепко, извести изведет, туман наведет, а смерти не дает…

(Записано в 1909 г. от московского антиквария Матвея Ивановича Груздева.)

Товар у него антикварный, что горшок базарный, у всех по рукам прошел…

(Записано в 1909 г. от нижегородского антиквария Николая Васильевича Новосильцева.)

У него товар лапаный, через семь смертей прошел, жив остался, к тебе за спасеньем стучит…

(Записано в 1911 г. в Москве на Сухаревском рынке от торговца антикварной мебелью Павла Ивановича Насюкова.)

Старые коллекционеры не любили покупать антикварные предметы, которые многие видели, которое ходили по рукам или которые уже предлагались в другие руки.

Трепаный товар от трепаного к святым местам странника — характеризовали они его.

(Записано в 1913 г. от московского рыночного антиквария Константина Георгиевича Медведева.)

Такой товар считался обесцененным, лишенным своей основной прелести и возможности «показа», «похвальбы» им, как новинкой, перед иными коллекционерами. Отличались почти все коллекционеры этой особенностью: они гордились тем, что ту или иную вещь никто до них не видел, что в ней какое-то индивидуальное открытие, что никто, кроме них, не мог украсить ею своего собрания. Это была своего рода гордость собственника, снобизм. Иногда с приобретением какого-либо предмета были связаны целая история, рассказ, даже вымысел. Эту характерную черту своего покупателя антикварии хорошо учитывали. Поэтому у крупных деятелей рынка все вновь приобретенное припрятывалось и давалось для осмотра и покупки только в «деловые руки», т. е. намеченному покупателю. В магазине же обычно выставлялись только «остатки» или все второклассное. Бродячие торговцы, «кони», большею частью считаюсь «рвачами», людьми беспринципными, интересующимися не коллекционерской этикой, а личным доходом. Особенностью их продажи было то, что они демонстрировали свой товар целому ряду лиц, уверяли каждого, что он никому не показан, запрашивали за него высокие цены, сутяжничали, иногда вымогали и таким образом ловили простака. Сразу «кони», по усвоенной ими традиции, в сделку не входили. Стоило «коню» попасть после долгого путешествия на новичка в коллекционировании, как последнего немедля «прикалывали» или «крыли переплетом» — т. е. с деланной неохотой, часто со вздохом и с особым движением рукой, означавшим глубокое отчаянье, уступали ему вещь.

Выходило как бы: «Пользуйтесь-де моей простотой и крайностью, нате, берите, для вас и берег! Больше ни для кого, никому и не показал!»

Товар же «коня», как упоминалось, состоял обычно из вещей — остатков продажи, набранных по многолетним, преданным забвению складам антиквария или чем-либо и по каким-либо причинам в свое время забракованным. Такую сделку и выдержку «кони» называли «коммерцией».

Настоящие антикварии «коней» не любили, обижались, когда их, антиквариев, принимали за «коней», и относились к последним с нескрываемым презрением (за исключением, понятно, тех случаев, когда «конь» являлся их личным агентом).

Удалось еще случайно записать следующие остроты и выражения, слышанные от разных неизвестных лиц на рынке возле Сушки, или Сухаревской башни:

Вам, господин, товар этот не подходящ, на нем конь по московской мостовой проскакал!

Чашечка ничего себе, только купить всерьез стерегитесь, она на подковах ходила…

Дайте Ваське-коню на подковы к каблукам сработать…

Вчера Семен Андреев в «Орле» верхом на Саши сел и конем его обозвал. Завтра обоих к мировому…

Саня, стой! Тпр-ру тебе говорят, а ты ровно лихач. Кого оплел? С утра пьяный. Иди в городскую управу знак на извоз выправлять!

Фигуру купил, блюдо купил, деньги после, а табакерку — в карман и уехал. Сыпал так, ровно его плетью нахлестали. Скороход! На бегах всех обгонит…

Чего ржешь? Али на тебе за воровство воды в мине не возили?

Я природный по отцу и мамаше антиквар, а тебе, жеребцу, не пара. Подожди, подкуют тебя в какой квартире, когда к хорошему человеку в комод полезешь…

Не человек, а московская конка в два хомута. Долг бы лучше платить…

Стрелок на ходу!

Эй, тпр-ру, поди сюда!

Были еще в Москве так называемые «невесты», т. е. обнищавшие старушки из благородных, для которых кто-нибудь из антиквариев снимал на окраине домик-особняк, обставляя его из кладовой своего магазина, вешал копии старинных произведений живописи, поврежденные гравюры, в горку помещал сомнительного достоинства «новодельный» фарфор. Роль «коня» заключалась в том, чтобы навести к «невесте» «жениха», т. е. собирателя старинных вещей для покупки «из первых рук», и таким путем помочь своему патрону сбыть брак и залежь. «Невесты», наживая, как говорили, «приданое», время от времени перебрасывались с одной окраины Москвы на другую и делали в газетах объявления о распродаже привезенных из деревни «фамильных» вещей. Среди таких «невест», оставивших после себя солидное приданое, скопленное от процентных отношений с антиквариев, мне были известны Анна Васильевна Зыбина и Мария Павловна Щепетова.

Слышал:

Невеста без места, а конь без узды!