Евгений Иванов - Меткое московское слово

— Сколько за бумажку?

Продавец назначит цену.

— Беру, деньги за мной, — ответит оригинальный покупатель и быстро спрячет рукопись в карман.

Продавец запротестует:

— Деньги нужны, не могу-с в долг, и так много за вами, господин профессор…

— А это видел? — отвечает профессор и сует к носу оторопевшего рыночника массивный кулак и, быстро уходя, добавляет: — Зайди ко мне домой после университета, водки выпьешь… Заплачу когда-нибудь…

При виде профессора — собирателя рукописей товар приняли за правило быстро прятать.

У Устьинского моста и на Сухаревском рынке ежедневно появлялся еще оригинальный покупатель — коллекционер портретов самого дешевого качества. Покупал он их десятками и, видимо, обладал большой своеобразной галереей, сложенной, по слухам, в сарае и на чердаке. Знали его не по фамилии, а по оригинальному прозвищу Рембранд. О нем я упоминаю в очерке о букинистах.

К раскладке нот подходил на рынках и у китайгородской стены одетый в потертую крылатку длинноволосый, гладко выбритый субъект актерского типа.

— Что за ноты? — громовым басом вопрошал он.

Ему поясняли.

— Ага! Это я беру себе, тебе не нужны, а я певец…

— Деньги заплатите, так возьмете, — возражал продавец, — всего-то сорок копеек…

— Ну зачем тебе сорок копеек? — басил субъект. — Я тебе говорю, что я певец, а ты невежда и в оперном искусстве ничего не понимаешь. Ничего!.. Ну, как поется ария Гремина из «Онегина»? Не знаешь? А продаешь ноты и просишь сорок копеек? Невежда, трижды невежда! А вот так: «Любви все возрасты покорны, ее порывы благотворны…»

Начиналось пение, собиравшее любопытных.

— Верните, господин, ноты, — умолял продавец, — или платите деньги, не то обоих заберут в полицию.

— Ага!.. Боишься? А вот: «На земле весь род людской чтит один кумир священный, этот идол драгоценный…» Бас-то какой у меня?! На всем рынке слышно… Я, брат, артист оперный… Понял, драгоценный? Невежда! А ты сорок копеек. Ну, попробуй, возьми «до». Не можешь? А «си»? Тоже не можешь?

К певцу и к раскладке нотника, торговавшего одновременно и антикварной книжной «розбитью», т. е. разрозненными экземплярами старых изданий, начинал пробираться блюститель порядка — городовой.

— Уходите, пожалуйста, господин, под штраф с вами попадешь, на чай городовому давать, и места лишишься. Черт с вами и с нотами… — почти взмаливался рыночник.

— Ага! Благодари меня, я в душу твою влил просвещение… Просвещение! Лирический дух… Музыку! Только я даром ничего не беру, вот тебе за ноты пятак… Сдачи не надо!

И, сунув в руку совершенно растерявшегося продавца медный пятак, субъект уходил с нотами, но немедля возвращался и хлопал собеседника на прощание по плечу.

— Завтра зайду, — ободрял он его, — еще поговорим. Пение, брат, великая вещь! Могу тебя обучить, а ты и не благодаришь.

Было и много других.

Один из самых состоятельных людей Москвы коллекционер Бахрушин {24} 24 А. П. Бахрушин (1853–1904) — библиофил и коллекционер, автор книги «Из записной книжки А. П. Бахрушина. Кто что собирает» (М., 1916). любил крепко, по-купечески поторговаться. Пригласит в кабинет собственного дома своего поставщика популярного московского антиквария Николая Сергеевича Кокурина и приоткроет вместительный ящик письменного стола. Коллекционировал он русские бытовые древности, лубки, картины и фарфор. Начнет рассматривать привезенную ему Н. С. фарфоровую фигурку и спросит цену.

Н. С. назначит.

— Что вы, что вы?! — замашет руками Бахрушин. — Половину!

— Не могу, — отвечает антикварий, хорошо знающий повадку своего покупателя.

— А я не прибавлю, — возражает Бахрушин.

— Так я обратно фигуру заберу и продам другому.

— А я не отдам!

— Почему же?

— А вот почему, — и Бахрушин поместит фигуру в заблаговременно выдвинутый ящик письменного стола, закроет его на замок, ключ положит в карман и велит подавать чай с закусками. Часа два продолжается чаепитие, после Бахрушин спросит: — Не надумали?.. Нет?.. Завтра тогда заходите…

Назавтра повторяется та же история, рассказывал мне Кокурин, и опять с чаем и с закусками. Приходится приехать и в третий раз. Опять чай, закуски, торг. Но все же Бахрушин заплатит всю спрошенную сумму, поцелует еще в щеку и скажет: «Не забывай, что будет — принеси, не скупись, а то неловко, ты человек уважаемый…»

Посещал Н. С. Кокурина один загадочный пожилой покупатель из провинции. Одет неаккуратно — в потертое пальто, сапоги и картуз. Сразу казалось странным, для чего могла появляться такая фигура в магазине предметов роскоши. Фамилии не сообщал. Все пересмотрит, все потрогает, попросит лестницу, приставит ее к стене, взберется на нее и начнет близко разглядывать картины. Пройдет много времени в молчании. Спустится вниз, помолится на иконы и начнет отбирать лучшие вещи, проявляя изысканный вкус. Приобретет на несколько тысяч, а за вещами явится со своим человеком, который в его присутствии займется упаковкой и все унесет. Так и не узнали, кто он и откуда. Какой-то антикварный капитан Немо.

Привожу некоторые остроты и разговорную речь рыночных «развальников»-антиквариев.

Что не украл (такой-то), так купил.

Шинель у (такого-то) торгуется.

Ковер-то покажи, да смотри, концы в карман не сунул бы…

С таким торговаться на неделю и то закусивши, а спать у него — подушку с собой принеси. Одно дело: хорошо угощает…

Любитель слона по вещи водить…

Вавилонскую башню с ним строить — язык напополам сломишь…

Я ему парчу в кабинет на подушки продал из покрова с мертвого. Им немороженых усопших лет десять накрывали, подкладка сгнила и в пятнах. Пусть наперед со своим капиталом в дорожку дальнюю готовится. Можно сказать — на упокой его души! Подушка от меня, а останное собственное, что и с кого выторговал…

Что за портрет? Не разберешь — мужик или баба? Стерся… и в дырах. Рембранд купит. По рублю за каждую дыру, а заторгуется — оптом… чем боле дыр, тем дороже!

И дивное дело: продал я Рембранду портрет, а он точно с него самого писан. И борода, и родинка с пятак, и нос луковкой. Уж он не выходец ли с Калитников {25} 25 Калитники — Калитниковское кладбище в Москве (Б. Калитниковский пер.). и своих сбирает?

Натуральный покупатель — кто боле молчит, про себя смекает, цену скажет и вздохнет, когда за деньгой в карман соберется…

Шестиствольная пустомеля системы Лефоше, {26} 26 Лефоше — французский оружейный фабрикант, изобретший в середине XIX в. охотничье ружье, а затем и револьвер, заряжавшийся с казенной части. а не сбиратель.