Бернард Корнуэлл - 1356. Великая битва

– Господи Исусе, какое же вонючее у богатых дерьмо! – воскликнул Кин.

– Где возчики?

– Пьют во «Вдове». – Ирландец махнул в сторону маленькой таверны. – Вдова – сквалыжная старуха, которой, помимо этого заведения, принадлежат и повозки, а вино – часть платы. Предполагается, что возчики отправляются в путь с открытием ворот, но они обычно засиживаются за стаканом, что странно.

– Странно?

– Вино – просто отрава. На вкус как коровья моча.

– Ты-то откуда знаешь?

– Вот вопрос, достойный доктора Луция. Ты уверен, что хочешь это сделать?

– А как еще, черт побери, мне убраться из этого города?

– Трюк в том, чтобы втиснуться между двумя бочками, – сказал Кин. – Проберись в самую середину воза, и никто не узнает, что ты там. Я дам тебе знать, когда можно будет выбираться.

– Ты не спрячешься вместе со мной?

– Меня-то никто не ищет! – заявил ирландец. – Это тебя собираются вздернуть.

– Вздернуть?

– Господи, ты ведь англичанин! Томас из Хуктона! Вождь эллекина! Разумеется, тебя хотят повесить. Толпа соберется побольше, чем в Распутное воскресенье!

– Что это за Распутное воскресенье?

– Первое воскресенье после праздника святого Николая. Предполагается, что в этот день девушкам положено отдаваться любому, да только при мне такого никогда не случалось. Кстати, времени у тебя не так много.

Он замер, когда на противоположном конце небольшой площади в верхнем окне распахнулись ставни. Из окна выглянул мужчина, зевнул, потом скрылся. По всему городу перекликались петухи. На углу площади зашевелился ворох тряпья, и Томас сообразил, что там спит нищий.

– Времени совсем мало, – продолжил Кин. – Ворота открылись, так что повозки скоро тронутся в путь.

– Иисус сладчайший! – сорвалось у Томаса.

– Да уж скорее ты будешь вонять, как Иуда Искариот, когда все закончится. Я бы запрыгнул сейчас, пока никто не смотрит.

Томас перебежал через площадь и заскочил на последнюю из повозок. Смрад свалил бы с ног даже медведя. Бочки были старыми и протекали, и полок покрывал слой слизи в дюйм толщиной. Томас услышал смешок Кина, втянул побольше воздуха и протиснулся между двумя здоровенными бадьями. Расстояние между рядами оставалось как раз такое, чтобы в нише под выпирающим пузом бочек мог спрятаться человек. Что-то капало ему на голову. Мухи ползали по лицу и шее. Пока Томас, изгибаясь как змея, пробирался в самую середину повозки, он старался не вдыхать глубоко. Устроившись, беглец накинул на голову капюшон плаща. Кольчуга с кожаной поддевкой защищала до некоторой степени от липкой слизи, но он ощущал, как дерьмо просачивается между звеньями, пропитывая рубаху и холодя кожу.

Долго ждать не пришлось. Послышались голоса, повозка вздрогнула, когда двое мужчин взобрались на нее и примостились на двух передних бочках, затем раздалось щелканье бича. Повозка тронулась, ее единственная ось скрипела. При каждом толчке Томас бился головой о сочащийся бок бочки. Путешествие казалось бесконечным, но Кин был прав насчет караульных, которые, должно быть, просто выпустили три телеги через ворота, даже не пытаясь их досмотреть, – повозка без остановки выехала из тени города на залитую солнцем сельскую дорогу. Кин шел рядом с волами и весело болтал с возницами. Потом повозка сильно дернулась – это дорога пошла под уклон, к речному берегу. Жидкость в бочках заплескалась через край, часть пролилась Томасу на спину. Тот выругался вполголоса, потом чертыхнулся еще раз, когда телега запрыгала, переезжая глубокие колеи. Кин рассказывал длинную историю про собаку, стащившую из монастыря Святого Стефана ногу ягненка, но потом произнес вдруг по-английски:

– Вылезай, живо!

Ирландец продолжил историю, а Томас тем временем пятился дюйм за дюймом по свежей жиже, и с каждым рывком телеги дерьмо все глубже впитывалось в его одежду.

Он спрыгнул с задней стороны телеги и приземлился на поросший травой гребень между колеями. Повозка, совершенно равнодушная к потере пассажира, загромыхала дальше. Кин, с ухмылкой до ушей, повернул назад.

– Боже, видок у тебя просто ужасный!

– Спасибо.

– Я ведь вывез тебя из города, верно?

– Да ты святой во плоти, – отозвался Томас. – Теперь остается только найти лошадей, оружие и способ опередить Роланда.

Он стоял на утопленной дороге, по обе стороны которой тянулись оливковые рощи. Дорога спускалась к берегу реки, где бочки с первой телеги уже сливались в воду. Коричневое пятно поплыло вниз по течению.

– И как мы добудем коней? – уныло осведомился Кин.

– Начнем с главного, – сказал Томас.

Он прихлопнул муху, потом взобрался на насыпь вдоль дороги и зашагал через оливы на север.

– А что главное? – спросил бывший школяр.

– Река.

Томас шел до тех пор, пока три повозки не скрылись из виду, и тогда сорвал с себя одежду и погрузился в воду. Вода была холодной.

– Господи, да ты весь в шрамах! – вырвалось у ирландца.

– Если хочешь быть красивым, не ходи в солдаты, – буркнул Томас. – Брось мне одежду.

Кин, чтобы не трогать вещи, ногой спихнул их в реку. Томас полоскал одежду, топтал и тер камнем до тех пор, пока от нее не перестали идти бурые пятна, затем помакал в воду кольчугу, пытаясь избавить звенья и кожу поддевки от запаха. Окунувшись в последний раз с головой, он расчесался пятерней и выбрался на берег. Выжал как мог одежду, потом натянул ее, все еще мокрую, на себя.

Кольчугу он нес в руках. Занимался очередной теплый день, и рубаха и штаны должны были быстро обсохнуть.

– На север, – бросил Бастард. Для начала требовалось найти латников, оставленных на разрушенной мельнице.

– Лошади и оружие, говоришь? – промолвил Кин.

– Сколько предложили за мою поимку?

– Вес твоей правой руки в золоте, как я слышал.

– Руки? – недоуменно переспросил Томас. Потом понял. – Ну да, я же лучник.

– Это лишь для начала. Вес твоей правой руки в золоте и вес твоей отрубленной головы в серебре. Здесь ненавидят английских лучников.

– Целое небольшое состояние, – заметил Томас. – И осмелюсь предположить, что лошади и оружие найдут нас.

– Сами?

– Довольно скоро народ задастся вопросом, не удалось ли мне улизнуть из города, и отправится на поиски. А до той поры мы будем идти на север.

Пока шел, Томас думал о Женевьеве. В момент первой их встречи она была страшно напугана, и недаром. За стенами ее темницы уже подготовили костер, на котором ее должны были сжечь как еретичку, и перспектива знакомства с этим очищающим пламенем оставила рубец в ее памяти. Наверняка сейчас он снова терзает ее. Томас предполагал, что жена и Хью в безопасности по крайней мере до тех пор, пока Роланд не получит Бертиллу. Но что потом? Приверженность рыцаря-девственника добродетели вызывала насмешки, но он прославился также своей неподкупностью, так согласится ли он безропотно разменять Женевьеву и Хью на Бертиллу? Или сочтет своим священным долгом выдать Женевьеву Церкви, дабы та смогла закончить когда-то начатое? Томасу позарез нужно было добраться до Карела и прочих своих латников. Ему требовались воины, требовалось оружие, требовалась лошадь.