Бернард Корнуэлл - 1356. Великая битва

– Он так и будет там торчать? – поинтересовался Кин.

– Ждет английского герольда, – высказал предположение Томас.

Но прежде чем какой-либо из герольдов принца успел встретиться со своим французским коллегой, на горизонте появилась группа всадников. На них были красные или черные одежды, и они гнали коней вниз по пологому склону, к месту, где начинались виноградники.

– Три кардинала! – воскликнул Томас.

В группе насчитывалось шесть ратников в доспехах, но по большей части всадники были служителями Церкви: священники и монахи в черном, коричневом или белом, а возглавляли их три кардинала в ярко-красных сутанах. Одним из них оказался Бессьер. Томас узнал его тушу и пожалел лошадь, которой приходится нести ее на себе.

Всадники, все, кроме одного, остановились в ложбине, и только один из кардиналов поскакал вверх по склону. Под взорами десятков англичан и гасконцев, столпившихся у широких проемов в живой изгороди, он ехал по узкой тропе между виноградниками.

– Расступись! Расступись! – послышались голоса за спиной у Томаса.

Латники в королевских ливреях прокладывали путь через толпу, расчищая путь принцу Уэльскому. Воины опустились на колени.

Принц, верхом на сером скакуне, в джупоне с гербом поверх кольчуги и в шлеме, увенчанном небольшой золотой короной, озадаченно нахмурился, глядя на приближающегося кардинала.

– Сегодня ведь воскресенье, да? – громко спросил он.

– Да, сир.

– Он, наверное, хочет благословить нас, ребята!

Все засмеялись. Принц, не желая, чтобы подъезжающий прелат видел слишком многое из того, что расположено за изгородью, провел коня чуть вперед. И стал ждать, сжав позолоченную рукоять меча.

– Кто-нибудь узнаёт его? – поинтересовался он.

– Это Талейран, – буркнул один из старших спутников принца.

– Талейран из Перигора? – В голосе принца прозвучало удивление.

– Именно, сир.

– Нам оказана честь, – заметил Эдуард язвительно. – Встаньте! – обратился он к воинам позади себя. – Мы же не хотим, чтобы кардинал подумал, будто мы кланяемся ему.

– Он бы не возражал, – проворчал граф Уорик.

Кардинал натянул поводья своей кобылы. Сбруя лошади была из красной кожи с серебряной отделкой, чепрак – алый с золотой бахромой, а луки седла окаймлены золотом. Даже стремена были золотыми. Талейран из Перигора был богатейшим церковником во всей Франции. Будучи рожден в знатной семье, он никогда не принимал близко к сердцу проповедь о бедности. Однако, подъехав к ожидающему его принцу, кардинал почтительно склонился в седле.

– Ваше высочество, – приветствовал он Эдуарда.

– Ваше высокопреосвященство, – отозвался принц.

Талейран покосился на лучников и латников, те смотрели на него – высокого человека с узким лицом и надменным взглядом карих глаз. Прелат наклонился и похлопал кобылу по холке рукой в красной перчатке, поверх которой был надет широкий золотой перстень с рубином, отбрасывающим яркие блики.

– Ваше высочество, – повторил он. – Я прибыл к вам с убедительной просьбой.

Принц пожал плечами, но ничего не ответил.

Кардинал Талейран воззрился на небо, как бы ища вдохновения, а когда опустил взгляд на принца, в глазах у него стояли слезы. Он простер руки:

– Умоляю, сир, выслушайте меня! Прошу, услышьте мои слова!

Он посмотрел туда, где солнце прожигало себе путь сквозь тонкую завесу облаков, – чтобы глаза увлажнились, подумал Томас.

– Сейчас не время для проповедей! – резко бросил принц. – Говорите, зачем пришли. И говорите быстро.

От такого приема кардинал вздрогнул, но потом снова напустил на себя скорбный вид и, пристально глядя принцу в глаза, объявил, что битва станет греховной растратой человеческих жизней.

– Сотни людей погибнут, сир, сотни! Они умрут вдали от своих домов и будут погребены в неосвященной земле. Неужели вы забрались так далеко, чтобы обрести неглубокую могилу во Франции? Ибо вы в опасности, ваше высочество, в смертельной опасности! Могучая армия Франции совсем близко и превосходит вас числом! Она сокрушит вас, и я умоляю вас, сир, умоляю позволить мне задать еще один вопрос. Зачем идти на битву? Зачем умирать ради гордыни? Обещаю вам, сир, именем распятого Христа и милосердной Девы, что сделаю все от меня зависящее, чтобы удовлетворить ваши пожелания! Я говорю от имени Церкви, от имени его святейшества, от имени самого Христа, которые не хотят, чтобы здесь гибли люди. Давайте все обсудим, сир. Сядем и поразмыслим вместе. Сегодня воскресенье, неподобающий для кровопролития день; это день для переговоров людей доброй воли. Во имя Христа живого, сир, об этом я умоляю вас!

Принц молчал. По рядам англичан прошел шепот – воины передавали слова кардинала. Эдуард поднял руку, призывая к тишине, потом просто какое-то время, показавшееся вечностью, смотрел на прелата. Затем пожал плечами:

– Вы говорите от имени Франции, ваше высокопреосвященство?

– Нет, сир. Я говорю от имени Церкви и святого отца. Папа жаждет мира, я готов поклясться в этом именем Христовым! Он возложил на меня долг предотвратить кровопролитие, покончить с этой бессмысленной войной и заключить мир.

– А будут ли наши враги соблюдать перемирие сегодня?

– Король Иоанн это пообещал, – заявил Талейран. – Он дал обет посвятить этот день Церкви – в благочестивой надежде, что мы сумеем выковать вечный мир.

Принц кивнул, затем на некоторое время снова погрузился в молчание. Облака в вышине уплыли прочь и открыли солнце, засиявшее на голубом небе, обещая теплый день.

– Я согласен соблюдать сегодня перемирие, – проговорил наконец Эдуард. – И отправлю своих представителей все с вами обсудить. Переговоры можно провести вон там. – Он указал на место, где у подножия холма ждали остальные церковники. – Но перемирие распространяется только на этот день, – добавил принц.

– Тогда я объявляю этот день Божьим миром, – высокопарно заявил Талейран.

Последовала неловкая пауза, словно кардинал чувствовал, что ему следует сказать еще что-то, но затем он просто кивнул принцу, развернул кобылу и погнал ее вниз по залитому солнцем склону.

А принц издал глубокий вздох облегчения.

– Божий мир! – хмыкнул сэр Реджинальд Кобхэм.

– Французы будут его соблюдать? – спросил Томас.

– Еще как будут. Они бы не возражали, если бы он продлился всю следующую неделю, – проворчал старый воин. – Ублюдкам это пришлось бы по душе.

Он ударил в бока лошадь, направив ее вниз по склону, в сторону реки Миоссон. Туман растаял под сентябрьским солнцем, поэтому Томас мог рассмотреть реку, петляющую по долине. Речка была небольшой, футов тридцать в самом широком месте, но, спустившись за сэром Реджинальдом по крутому склону, лучник обратил внимание, что пойма ее заболочена, а это наводило на мысль о частых разливах.