Зинаида Чиркова - Украденный трон

К службе своей Мирович относился неохотно — это же сколько лет надо прослужить, чтобы хоть чего-то добиться. Ему нужно всё, и теперь же, а не потом, в отдалённом будущем. Он и не пытался продвигаться по службе, не думал снискать покровительство старших по чинам. Он думал только о тех словах, что сказал ему его земляк, хитрый хохол Разумовский: «Хватай фортуну за чуб, и сам станешь паном». А как её ухватишь, если нет ничего: ни денег, ни связей, ни знаний. Даже немецкий язык он, бывши за границей, в самом Берлине, не смог освоить — не давалась ему наука, сколько он ни старался.

И он опять раздражался на отца — оставил его в бедноте, умер зарезанным в пьяной драке, вовсе не долго прослужив воеводою в Сибири. А ведь мог бы там сколотить состояние...

С офицерами своего полка Мирович не смог сойтись поближе, относился к ним свысока, презрительно. Он считал себя выше и знатнее. Разночинцы, своим трудом и честной службой завоевавшие положение, раздражали его. Ему надо было всё теперь, сейчас, или не надо уж ничего...

Его назначили в караул в Шлиссельбургскую крепость. «Тоже служба, — презрительно кривил губы Мирович. — Неделю стой в карауле в крепости, где и охранять-то нечего. Нешто полезет кто теперь сюда, когда выход открыт в Балтийское море. Кому понадобится заходить с Ладоги на Россию? И крепость теперь уж вовсе не крепость как бы, так, для отвода глаз, старая, древняя, когда-то твердыня, а теперь ради старых времён наряжают сюда караул, просто по традиции...»

В первый же раз, как он получил десяток солдат под свою команду с приказом стоять в карауле неделю, Мирович осмотрел крепость, нашёл её очень маленькою, убогою, хотя и закрывающую вход в Неву со стороны Ладожского озера.

Но кое-что странное заинтересовало его. В самой крепости как бы ещё одна крепость. Там несменяемая команда, с которой нельзя и сообщаться. Цитадель в цитадели. Подивился Мирович, и на том все его наблюдения закончились. Он отбывал свой караул в крепости как наказание, томился в ожидании, когда закончится неделя, ходил по казематам, прохаживался берегом Невы.

Скучно и уныло, если бы ещё не обеды и ужины у коменданта крепости, весёлого и гостеприимного Бередникова. У него иногда собирались и именитые гости, бывали люди из высшего общества. Но в таких случаях Мирович всегда скучал в уголке, стыдясь своих зачиненных сапог и изношенного мундира.

Сереньким октябрьским днём Мирович проверял посты у ворот, обходил от скуки башенные караулы. Зашёл и в кордегардию, узкую комнату в крепостной стене, и увидел на дощатом некрашеном столе полуштоф с наливкой и немудрящую снедь — капусту в деревянной миске, огурцы. Строго оглядел отдыхавших от службы солдат — без малого десяток. Все они сидели вокруг стола. При виде Мировича солдаты вскочили, и дневальный бойко отрапортовал, что солдаты отдыхают и все в казарме.

Мирович недовольно оглядел стол.

— По какому случаю? — строго спросил он, кивая на закуски.

— Барабанщик в отставку уходит, угощение выставил, — опять бойко отрапортовал дневальный.

Мирович строго кивнул, мол, продолжайте.

— Не побрезгуйте, ваше благородие, — пригласил и Мировича к столу барабанщик, крепкий седоволосый солдат, пьяно добрый и радушный.

Мирович от скуки присел за стол, хватил рюмку, поковырялся в капусте и отправился из кордегардии.

Вслед за ним вышел и барабанщик.

— Рад небось? — добродушно спросил его Мирович.

— Уж как рад, — радостно ответил барабанщик. — Поеду теперь домой, в деревеньку свою, мужицкую нужду справлять.

— Не жалеешь, что в отставку?

— А чего жалеть? Кабы в походе, кабы война, а то сиди тут да стереги бывшего царя...

Он спохватился, оглянулся. Но рядом никого не было.

Мирович насторожился.

— Как это бывшего царя? — исподлобья глянул он на барабанщика.

— Уж вы меня не выдавайте, вашество, — забеспокоился барабанщик. — Секрет это великий, а меня чёрт дёрнул за язык...

— Погоди, погоди. — Мирович уселся на ступеньках возле кордегардии и усадил рядом барабанщика. — Начал уж, так говори, — бросил он.

— А что ж тут говорить, — отозвался барабанщик, завёртывая самокрутку. — Тут Иван-царь содержится. Небось и не знали, что стерегёте его.

— Не знал, — отозвался Мирович. — Это в каземате том, что от крепости остальной отгорожен?

— Там, там. Сидит, сердечный, без свету, без воздуху. Вывозили его в Кексгольм, да обратно привезли. А лица его никто не видел и видеть не должен, а только сидит он здесь уж с десяток, чай, лет. Так и возрос в темнице...

— Ладно, не болтай, — строго прервал Мирович, — небось секрет доверили, а ты с радости и проболтался...

— Я уеду, а уж вы меня не выдавайте, — запросил барабанщик. — Чай, вам ни к чему знать...

— Ни к чему, — согласился Мирович и поскорей оставил барабанщика.

Он вошёл в свою каморку при кордегардии и улёгся на жёсткий тюфяк, набитый соломой.

Вот так новость, вот это гром среди ясного неба. Он здесь на карауле стоит почти год, а и не знал, что за птица тут содержится...

Открытие это не давало ему спать всю ночь. Он ещё не понимал, нужная ему или ненужная весть, но смутно сознавал, что это может перевернуть всю его жизнь.

Император Иоанн, так ведь это тот, что был помазан на царство после кончины императрицы Анны Иоанновны, сын её племянницы, свергнутый Елизаветой. Значит, царица его пощадила, только посадила в тюрьму. И догляд за ним строгий. А что, если...

Он вдруг вспомнил все подробности переворота, возведшего на престол Екатерину. Провозгласили же её. Привезли в столицу, показали солдатам, они все присягнули, и вот, пожалуйста, новая царица. Снова и снова всплывали подробности, рассказанные ему в казарме, на пирушках, в кругу офицеров... Сердце защемило сладко и больно. Может, это и есть случай, когда надо хватать судьбу за чуб и стать паном, как советовал Разумовский? Погоди, погоди, надо освоиться с этой мыслью, надо всё обдумать.

Екатерина не забыла слов, сказанных Григорием Орловым. Она ничего не забывала и ничего не оставляла без внимания, если это касалось престола. Да, он прав, если гвардия захочет, её свергнут в два счёта, от неё не останется и воспоминания, как не осталось никаких воспоминаний о таком недолгом царствовании младенца Ивана, правительницы Анны Леопольдовны. Стоит Григорию и его братьям объединиться, они кого хочешь посадят на российский престол. Гвардия в их руках, сама императрица чувствует себя их заложницей.

Григорий пока соблюдает её интересы, мечтает о браке с Екатериной, рассчитывает стать российским императором.

Григорий не мастак говорить, рубит всё прямо с плеча. Вспомнила, когда он бывает зол, тогда достаётся даже ей. Синяки на руках не дают об этом забыть. Вспомнила кутерьму, затеянную Бестужевым [36] Бестужев-Рюмин Алексей Петрович (1693 — 1766) — дипломат, канцлер (1744 — 1758). При Екатерине II, которая вернула его из ссылки, генерал-фельдмаршал. , недавно вернувшимся из ссылки. Упечённый Елизаветой в Сибирь, он пробыл там недолго и был освобождён Екатериной сразу по восшествии на престол.