Андрей Серба - Быть Руси под княгиней-христианкой

— Это злостный навет! — выкрикнула Свенельдиха. — Она клевещет на меня! Я не позволю...

— Замолчи! — остановила её Ольга. — Я выслушала тебя до конца, теперь черёд говорить деве. Продолжай, — обратилась она к Красе.

— Сразу после сговора на подворье воеводского терема появилась вдова сотника Ингвара, бражничавшая доселе целую неделю с хазарскими купцами на Подоле, и прилюдно начала ходить вокруг меня кругами, пяля глаза на мои украшения. Утром следующего дня она попросила меня снят! колты и позволить ей рассмотреть их. Я выполнила её просьбу, после чего вдова тут же исчезла с подворья и вскоре заявилась в терем с судьёй-головником и двумя стражниками. Судья сообщил, что вдова сотника Ингвара обвиняет меня в умыкании её украшений, а посему, покуда не будет установлено, кому они принадлежат, он вынужден отобрать драгоценности и держать их у себя. Мне и вдове надлежало на следующий день явиться в полдень на суд со своими послухами и видоками [119] Видок — человек, видевший что-либо из имеющего отношение к рассматриваемому делу; послух — человек, слышавший нечто о нём. , где будет решена судьба спорных украшений и каждой из нас: одна станет хозяйкой драгоценностей, а другая примет кару за умыкание чужого добра или умышленный навет на невинного человека. Отобрав у меня украшения и отпустив на улице стражников, судья поспешил на торжище, где его поджидала жена воеводы Свенельда, и передал ей один из колтов...

— Дева возводит на меня хулу! — прервал рассказ Красы крик судьи. — Я не брал у воеводши золото и не передавал ей колт!

— Хулу? — Ольга смерила судью уничтожающим взглядом. — Не думаю, поскольку не первый раз слышу о твоих неправедных делах. Кажется, настала пора поставить тебя на место, и сегодня я сделаю это. Но вначале пусть дева закончит свой рассказ.

— Получив колт, жена воеводы Свенельда отправилась к херсонскому купцу Петронию, торговцу золотыми изделиями и самоцветами, и попросила заменить смарагд в кольте на такой же по величине, но чуть светлее по цвету. Петроний подобрал ей нужный камень, однако он был немного крупнее, и дабы это не особенно бросалось в глаза, Иоанн, Петрониев златокузнец, вдвое уменьшил толщину лапок, крепивших новый смарагд. Купец Петроний и его златокузнец — христиане, и после целования креста расскажут правду, отчего на одном из колтов несколько лапок тоньше других, а один из смарагдов светлее прочих. А самоцвет, что прежде был в колте, сейчас лежит в опочивальне жены воеводы Свенельда в шкатулке из южного дерева-самшита с тремя золотыми застёжками.

— Дева Краса, мне ничего не стоит послать стражников за купцом и его златокузнецом, но жена воеводы Свенельда могла хорошо заплатить им за молчание, к тому же среди христиан не меньше лжецов и клятвопреступников, чем среди язычников. А смарагд из опочивальни жены воеводы, даже если будет как две капли воды схож с теми, что в колтах, не подтвердит истинности твоего рассказа, ибо не сможет ответить, когда и как очутился в шкатулке. Нет ли у тебя иных видоков и послухов, могущих доказать, что драгоценности твои, а не вдовы сотника Ингвара?

— Конечно есть, великая княгиня. О вдове сотника Ингвара и жене воеводы Свенельда, о судье-головнике и проделках воеводши на торжище я рассказала лишь для того, чтобы ты ведала, кто и как творит в стольном граде суд. А со мной дело обстоит просто. Вдова сотника и жена воеводы ни единым словом не обмолвились, откуда у вдовы простого сотника дивные драгоценности, а я отвечу, как они оказались у меня. Украшения со смарагдами, как и те, что сейчас на мне, я получила в дар от мужчины, которого сегодня нет здесь. Совсем не случайно вдова сотника Ингвара появилась на воеводском подворье в день, утром которого воевода Свенельд и мой приёмный отец отправились в Любеч для осмотра строящихся там ладей, а судья назначил судилище уже на следующий полдень, покуда они не возвратились в Киев. Воеводша, вдова, судья, как, впрочем, и многие в стольном граде, догадывались, откуда у меня драгоценности. Для них было важно, чтобы на судилище не смог прибыть мужчина, которому они принадлежали до меня. Мой приёмный отец и воевода Свенельд будут из Любеча завтра, один из них тот, кто преподнёс мне в дар украшения со смарагдами. Он подтвердит мои слова. А ежели потребуется, докажет с помощью достойных доверия видоков, что драгоценности были его и никоим образом не связаны с вдовой сотника Ингвара. Думаю, слова воеводы Свенельда или моего приёмного отца, соратника князя Аскольда, будут значить больше, чем пустые россказни вдовы сотника Ингвара и её подпевалы воеводши.

— Вдова сотника Ингвара, дева Краса сказала, откуда у неё драгоценности, которые одновременно своими называешь и ты, и я смогу завтра проверить, правдивы или ложны её слова. Теперь ответствуй ты, откуда могла заиметь столь дорогие украшения?

— Мне их оставил покойный муж, сотник Ингвар.

— Обыкновенный сотник оставил такие дорогие украшения, подобных которым и по красоте нет даже у меня, великой княгини, и ни на одной из боярынь и воеводш? Ты не спрашивала, откуда они у мужа и почему он вздумал сообщить о своём богатстве тебе лишь перед кончиной?

— Украшения стали его добычей в одном из походов, о них он не говорил мне потому, что желал сохранить их на тот случай, если я останусь одна с сыновьями.

— И ты поверила, что сотник, тем паче не великокняжеской, а воеводской дружины, мог возвратиться из похода с такой добычей? Он ведь понимал, что в любом бою может сложить голову и ты тогда никогда не станешь обладательницей этого богатства, но открыл тебе свою тайну только перед тем, как скончаться от ран в собственном доме, когда его едва живым привезли с порубежья?

— Мне неведомо, каким образом драгоценности попали к покойному мужу и отчего он сказал мне о них так поздно. А расспрашивать об этом умирающего я не могла.

— Значит, ты ничем не можешь подтвердить, что спорные драгоценности твои, — заявила Ольга. — Если завтра видок, которого только что помянула дева Краса, подтвердит, что он подарил ей эти драгоценности, тебе несдобровать...

— Великая княгиня, прости, что перебиваю тебя, — раздался голос Красы. — Дозволь слово молвить.

— Говори, — разрешила Ольга.

— Великая княгиня, завтра никто уж не станет сомневаться, что украшения со смарагдами мои и вдова должна будет понести кару за злостный навет. Но настигает ли возмездие ту, которая подбила её на злодейство, втянув в него и судью-головника? Ведь жена воеводы Свенельда откажется от всего содеянного и предстанет лишь видоком, который доверился несчастной вдове и по доброте души своей пожелал помочь. И если после суда вдову ждёт поруб [120] Поруб — темница в виде земляной ямы, крытой дерном. , то зачинщицу всего вира — в несколько гривен, которые отдать ей ничего не стоит. Великая княгиня, ты сказала, что намерена разобраться в тяжбе не только как судья, но и как жена. Неужто тебе не жаль далеко не молодую вдову, которую втянула в эту ложь воеводша. Вдова и так была наказана, осталась без мужа молодая, красивая и с тремя малыми детьми. Она не могла обрести новую семью, но и не желала противиться зову тела. Стала утехой для мужчин, пристрастилась к хмельному зелью, что сгубило её...