Андрей Серба - Быть Руси под княгиней-христианкой

— Старче, ни одна вера не учит людей чему-либо плохому, и, ежели человек преступает закон либо совершает дурной поступок, начало этому следует искать в нём самом, прежде всего в том, кто и как его воспитывал, кто он есть и как живёт, — ответила Ольга.

— Ты забыла упомянуть самое главное, о чём думает человек, прежде чем нарушить закон, — о ждущей его за это каре-возмездии. Русич-язычник знает, что причинённое их единоверцу зло никогда не будет прощено Небом, ежели он добрыми делами полностью не искупит вину, в противном случае ему суждено предстать после смерти перед судом предков, которые вынесут ему беспощадный приговор. А христианин знает, что стоит ему лишь явиться в церковь и покаяться, как ему будет прощено любое совершенное преступление, названное вольным или невольным грехом. Да что свершённое, если за золото христианину заранее может быть прощено любое преступление, которое он может совершить в будущем. Сражаясь в Италии, я собственными глазами видел продаваемые Римским Папой грамоты, в которых он от имени Христа прощал покупателю все его настоящие и будущие грехи. Поэтому, великая княгиня-христианка, забудь слово «грех». Твоего Христа заботит не чистота душ агнцев его земного стада, а золото, которым они могут откупиться у него от угрызений совести. Ежели ты бедна, мы, внуки Перуна, готовы купить тебе прощение Папы за самую дорогую цену.

— Старче, ты путаешь христиан, признающих над собой главенство Римского папы, и христиан-русичей, земным владыкой которых является Константинопольский патриарх. Да, Римский Папа торгует прощениями грехов, но Константинопольский патриарх никогда не делал и не делает этого.

— Не делает сегодня, сделает завтра, — уверенно произнёс верховный жрец. — Разве они оба не поклоняются одному и тому же Христу? Кстати, великая княгиня, я до сих пор не смог понять, кто из них более любим Христом и ближе к нему, являясь его первым слугой на земле — Римский Папа или Царьградский патриарх? Непонятно мне и то, что они, называя себя примерными, достойными подражания христианами, главная добродетель коих — смирение, послушание, жизнь в бедности, а охвачены одним из страшнейших пороков — гордыней, и готовы перегрызть друг другу глотки за право называться первым христианином на земле и быть верховодом всех единоверцев в мире. Разве это не гордыня, причём непомерная?

Ольга помнила, как не столь давно она уже вступала с верховным жрецом Перуна в спор о вере и не выиграла его, поэтому сейчас решила не повторять ошибки.

— Старче, Лютобор, ты явился ко мне как к великой княгине или как к христианке? Ежели как к христианке, чтобы поговорить о непонятном для тебя в моей вере, приходи в другой раз, когда у меня будет меньше дел. А ещё лучше обратись к священнику Григорию — учение Христа он знает не хуже меня, а свободного времени имеет куда больше.

— Меня не интересует твоя вера, великая княгиня, а тем паче пришлый ромей, — сказал верховный жрец Перуна. — Мы хотели узнать: намерена ли ты, христианка, исполнить предсмертную волю своего мужа-язычника. Ты дала нам ответ, и мы оставляем тебя наедине с твоим... горем.

Он развернулся и направился к двери. Не доходя до неё, остановился и посмотрел на Ольгу.

— Перун будет доволен, что глас его внука Игоря услышан и его кровь будет отомщена, — проговорил он. — Но куда больше он был бы рад, если бы ты, великая княгиня, исполнила долг верной жены и взошла на погребальный костёр своего мужа. Подумай об этом.

— Старче Лютобор, я не сделаю этого. Потому что христианка и не возьму на душу тяжкий грех самоубийства, и потому что покойный муж завещал мне воспитывать нашего сына-княжича, а не следовать за ним на тот свет.

— О каком грехе может говорить тот, кто отрёкся от веры предков, совершив этим самое тяжкое святотатство, — сказал верховный жрец Перуна. — Поэтому подумай хорошо над моими словами и очисти свою совесть в пламени священного погребального костра. Я буду ждать твоего решения, великая княгиня.

— Ты его уже знаешь, старче Лютобор, и никогда не услышишь другого, — решительно отрезала Ольга.

Проводив взглядом последнего оставившего Золотую палату волхва, она прикрыла глаза и задумалась. Зачем приходили к ней жрецы и волхвы, не проронившие за всё время пребывания в палате ни единого слова? А может, встреча с Ольгой была нужна лишь верховному жрецу Перуна, единственному беседовавшему с ней, а присутствовавшие рядом с ним остальные служители языческих богов должны были придать его посещению большую торжественность и вес? В таком случае для чего она понадобилась бывшему Олегову воеводе?

Узнать, намерена ли она исполнить предсмертную волю покойного Игоря? Но Лютобор умный человек и прекрасно понимает, что Ольга, всю жизнь стремившаяся стать полновластной хозяйкой Руси, сейчас может осуществить свою мечту лишь при условии, что против неё не выступят Игоревы воеводы, а для этого в первую очередь необходимо — желает она того или нет! — выполнить оставленные ей мужем заветы. Верховный жрец Перуна надеялся уговорить её принять смерть на погребальном костре Игоря, как велит поступить стародавний обычай русов пережившей любимого мужа его верной жене? Но Лютобор не столь наивен и как никто другой должен понимать, что власть великой княгини нужна живой Ольге, а не возлежащей бездыханной на языческом священном кострище. Да и огромный жизненный опыт и знание тайных, сокровенных уголков человеческих душ не могли не привести верховного жреца к мысли, что, возможно, одной из причин принятия Ольгой христианства стало её нежелание быть связанной в своих поступках языческими законами и обычаями, в том числе обязанностью покинуть мир живых одновременно с мёртвым мужем.

Но если Лютобор заранее знал её ответы, зачем ему потребовалось навещать её? Чтобы услышать ответы из уст самой Ольги и никогда не упрекнуть себя в том, что, возможно, ошибся в суждениях и на этом основании сделал что-то не так? А может, ответы Ольги должны были услышать собственными ушами пришедшие с Лютобором волхвы и жрецы, обращавшиеся с этими вопросами к верховному жрецу Перуна, как самому почитаемому и многоопытному среди них?

Уж больно просты оба объяснения, однако другие не приходили ей в голову. А ведь Лютобор не тот человек, который без борьбы смирится с тем, что великой княгиней Руси стала христианка. Может, его сегодняшний приход и есть первый шаг начатой им против Ольги войны? Тогда в чём истинный смысл его посещения Ольги? В чём таящаяся для неё угроза?

Ольга не находила ответа на эти вопросы, но вместо успокоения душу всё больше охватывала неясная тревога.

Равия сидел на старой волчьей шкуре рядом с входом в юрту шамана. Вход полностью был задёрнут войлочным пологом, однако при желании Равия мог приоткрыть его и увидеть всё происходящее внутри. Пока он этого не делал. Зачем? У самого знаменитого среди язычников кара-хазар [143] Кара-хазары — хазарская чернь («грязные», «чёрные» хазары). шамана Саадома он был не первый раз, присутствовал от начала до конца на его камланиях [144] Камлания — камланить — шаманить, гадать, ворожить. и даже со временем смог постичь некоторые тайны его общения с Тенгри-ханом [145] Тенгри-хан — бог Неба и священного небесного огня у кочевников-язычников. и его подручными, духами добра и зла, позволяющими Саадому заглянуть в будущее отдельного человека и целого народа. Немалая заслуга в этом принадлежала тому, что в молодости Равия обучался в Константинопольском университете, познал скрытые для непосвящённых законы Каббалы о тридцати двух элементах мироздания [146] Каббала и 32 элемента мироздания... — Каббала (др. евр. — предание) — средневековое религиозно-мистическое учение, получившее распространение среди приверженцев иудаизма. Анонимный автор «Книгитворения», первой книги, в которой приблизительно в VIII в. было изложено учение Каббалы, говорит, что основа всего сущего — единый бог, мироздание зиждется на 10 цифрах и на 22 буквах еврейского алфавита. Каббала допускает переселение душ. По её выкладкам производилось гадание, она использовалась для магии. — десяти первочислах и двадцати двух буквах еврейского алфавита [147] Каббала — (буквально с древнееврейского — «предание») мистическое течение в иудаизме, соединившее в себе неоплатонизм, гностицизм и иудейское понимание Библии как мира символов. , изучил массу христианских и мусульманских книг.