Андрей Серба - Быть Руси под княгиней-христианкой

Считая себя в большей безопасности в башне-смотрильне, куда из великокняжеского терема вела единственная узкая лесенка, нежели в своей круглосуточно охраняемой опочивальне, Ольга после разговора с Красой стала ночевать в башне-смотрильне. Она даже не потребовала усилить охрану, ограничившись всегдашней парой гридней у начала лестницы, и в этом заключался её главный расчёт: уж слишком велик был для заговорщиков соблазн захватить в свои руки великую княгиню, убрав для этого всего двух гридней-стражей.

Но вряд ли кто из заговорщиков, как и кто-либо иной во всём Киеве, исключая священника Григория, знал, что одна из обращённых к великокняжескому саду стен башни-смотрильни имела в себе потайную лесенку, скрытую между наружной каменной кладкой и внутренней деревянной отделкой башни. По этой лесенке священник Григорий каждую ночь приводил в башню-смотрильню два десятка верных ему дружинников из тех, что исповедовали христианство, однако из опасений за собственную жизнь и за безопасность близких таили это от посторонних. С этими дружинниками, встретившими заговорщиков у облюбованных великой княгиней покоев и внезапно появившимися у них за спиной на лестнице, и пришлось иметь дело подручным верховного жреца Перуна.

Так что этой ночью случилось то, что она замыслила и к осуществлению чего сама подталкивала заговорщиков. Поэтому сейчас Ольга думала о том — заменить или нет сотника великокняжеских гридней? С одной стороны, он был язычником и не смог предотвратить направленного против великой княгини заговора, однако с другой... А разве она сама, считающая себя проницательной и осторожной, знала что-либо о заговоре до того, как ей сообщила о нём Краса? Да и будучи язычником, сотник тем не менее не стал заговорщиком, иначе гридни-злоумышленники могли быть расставлены у входов в великокняжеский терем, впустив в него в нужное время из города сколь угодно сообщников. Кроме того, сотнику, в чьей полной власти находился ночью терем, ничего не стоило бы организовать и наружную охрану терема заговорщиками, и тогда развитие событий приняло бы совсем иной оборот. Как знать, не пришлось бы в этом случае Ольге с дружинниками-христианами пробиваться из башни-смотрильни через потайную дверь в стене в поступающий к ней великокняжеский сад, где находились наготове ещё пять десятков верных Григорию воинов?

Пожалуй, заменить старого сотника на нового не имеет смысла. Прежний прекрасно изучил правила жизни в великокняжеском тереме, царящие в нём нравы, кроме того, его обитателей и сложившиеся среди них отношения, а основное — он привык ничему не удивляться и держать язык за зубами. Разве не видел он, что все убитые гридни совершенно трезвы, что причиной их гибели являются вовсе не раны, обычно получаемые в хмельной потасовке-поножовщине, разве не понял он, что мёртвые женщины никак не гулящие девки, а жрицы Чернобога, которые днём и ночью скрывают лица под накидками, чтобы не видеть ненавистного им света и даже самым ярким летним днём пребывать в полутьме? Но разве возразил он Ольге, обвинившей гридней в пьянстве с приведёнными в терем гулящими девками, хоть единым словом?

А разве поинтересовался сотник, откуда в башне-смотрильне столько неизвестных ему воинов, хотя все входы в терем охранялись его гриднями, которым только и надлежало находиться в тереме ночью? Он не сделал и этого. Многоопытный сотник, начавший службу в великокняжеском тереме простым гриднем ещё при князе Олеге, хорошо усвоил, где заканчивается круг его обязанностей и жизнь в тереме начинает подчиняться законам, установленным не им и не для него. Да, старого сотника великокняжеских гридней разумнее всего оставить на его месте...

— Дочь моя, я пришёл, — раздался от порога тихий мужской голос.

Встрепенувшись, Ольга открыла глаза и увидела у дверей священника Григория. Обычно о своём появлении он предупреждал её условным стуком в дверь, значит, задумавшись, она не слышала стука.

— Присаживайся, отче, и поговорим. Нам есть что обсудить.

— К тебе я поднимался по лестнице и видел... видел последствия затеянного против тебя заговора. Если меня не обманывает зрение, всё произошло так, как ты рассчитывала?

— Зрение тебя не обмануло, поэтому давай не возвращаться больше к случившемуся. Кстати, как у тебя подвигаются дела с подбором полусотни верных нам дружинников, которыми я собираюсь заменить внушающих мне опасения гридней-язычников?

— Я завершил подбор. Два десятка будущих гридней — это дружинники, что сейчас охраняют тебя, а ещё три десятка готовы появиться в тереме в любой указанный тобой час.

— Тебе, отче, предстоит заменить воинов, что принимали участие в сегодняшних событиях в тереме. Им стало известно о тайном ходе в башню-смотрильню. А когда о каком-либо секрете знает столько людей, он рано или поздно перестаёт быть секретом. Поэтому я сегодня же велю отправить их поодиночке в разные сотни дружины, которые почти готовы к походу на древлян. Они будут первыми, кто пойдёт на стены Искоростеня.

— Ты поступаешь благоразумно, дочь моя, ибо сегодняшние друзья нередко становятся завтрашними врагами, не говоря о том, что человеческий язык способен зачастую разболтать то, чего не следовало. Мне не составит особого труда отобрать ещё два десятка верных нам дружинников, так что считай, что вся необходимая тебе полусотня уже в твоём распоряжении.

— Теперь поговорим о более важном для нас деле, из-за которого я велела послать за тобой. Я имею в виду отправленных три дня назад из Искоростеня в Киев сватов князя Мала, дабы узами брака с ним скрепить вечный мир между полянами и древлянами.

— Тебя тревожит прибытие сватов князя Мала? Отчего? Понимаю, что браки между сильными мира сего заключаются не столько из-за любви, сколько в силу державной необходимости или военных причин. Однако ты всегда можешь сослаться на наказ твоего покойного мужа, завещавшего отомстить за его смерть древлянам и их князю, и отказать сватам Мала.

— Отче, кто помнит сегодня о завете моего покойного мужа? Лишь я да его бывшие воеводы, боевые друзья и побратимы Игоря. Я помню завет оттого, что он даёт мне право отказаться от брака с князем Малом, а воеводы потому, что поклялись Перуну отомстить древлянам за гибель Игоря и обязаны сдержать свою клятву. Другие о завете Игоря не хотят вспоминать, ибо исполнение завета покойного великого князя — это очередная труднейшая война с древлянами. А она не нужна никому, начиная от бояр и купцов и кончая смердами и горожанами, которых я буду вынуждена призвать в ратники для усиления своей дружины.

— Это так, — согласился Григорий. — Купцам война не нужна потому, что мешает их торговле, боярам с их дружинникам оттого, что поход на древлян принесёт куда меньше добычи, нежели захват богатых торговых городов на Русском или Хвалынском море. Даже твоим витязям война с древлянами не желательна, ведь она не даст той славы, которую им сулят победоносные сражения против Нового Рима, Хазарии или балканских правителей. С простыми ратниками из смердов и горожан ещё проще — в междоусобных сварах они несут самые большие потери, а не приобретают ничего. Однако так было каждый раз, когда древляне бросали вызов Киеву, тем не менее поляне всегда приводили их к повиновению. Так почему на сей раз должно быть иначе и ты вынуждена обращать внимание, желают или нет войны с древлянами бояре, купцы, смерды и горожане?