Нина Молева - Привенчанная цесаревна. Анна Петровна

— Что тут помнить! Родила великого князя Петра Алексеевича — родильной горячкой и сгорела.

— Дней-то после родов сколько прошло?

— Недели полторы, помнится.

— То-то и оно — полторы! А какого дохтура ни спроси, каждый скажет: родильной горячке срок всего несколько дней.

— Откуда мне знать. Да и ты вроде у нас ещё не рожала, а уж от докторов сведений понабралась.

— Да не я, не я, государыня цесаревна. Слухом земля полнится. От мамок всяких и доведалась: больно долго принцесса в горячке горела. Антонов огонь [18] Гангрена, название получила от повальной смертоносной рожи XI в., которую исцеляли мощи Святого Антония. — он ведь спуску не даёт. Едва успел прикинуться, уже нет человека. А тут промедление такое...

— И что же?

— Да уж ты не погневайся, разреши мне тебе ещё один вопрос задать: ты-то сама была ли в те дни у принцессы?

— Окстись, Маврушка! Каким же манером мне тогда у принцессы быть было мочно, когда лет-то мне едва семь набежало.

— Верно, верно, царевна. Значит, сама ты не бывала. Покойница государыня царевна Наталья Алексеевна тебя к ней не водила.

— Никогда лишнего разу на половину принцессы государыня тётушка не захаживала, а тут ещё болезнь такая, кто знает, может, и прилипчивая.

— Прилипчивая там, не прилипчивая, а только свидетелей нам с тобой днём с огнём, выходит, не сыскать.

— А если и так, на что они нам?

— Погоди, погоди, царевна, каждому овощу своё время. На похоронах ты была ли?

— Нет, только сейчас подумала, не была. Не упомню, кто запрет такой наложил. Не государь ли батюшка?

— Да и то сказать, царевна, какие там похороны. Принцесса люторкой оставалась, правда?

— Веры не меняла, знаю. Так и в брачном договоре, государь батюшка рассказывал, указано было.

— А коли отпевали её по люторскому обряду, так в церкви открытый гроб с покойницей не выставляли и прощаться с ней не прощались.

— Господи, Маврушка, к чему ты клонишь?

— Мне бы тебя не напугать, государыня цесаревна.

— Что полагают — отравили принцессу-то? Потому и не показали?

— Про отраву никто никогда не толковал.

— Тогда что? Что ты мне, Маврушка, с утра пораньше загадки загадывать принялась. День сегодня какой шутейный у тебя выдался?

— Как хошь, государыня цесаревна, назови, а что необычный — тут и спору нет. Я вот всё умом раскидываю: глупость мне сказали али нет. Одно знаю, нет дыму без огня.

— Ладно, что сидела скучала, а то бы бесперечь на тебя осердилась.

— Может, и сейчас рассердишься, почему мне знать. Ещё тебя, государыня цесаревна, вопросом донять хочу: почему бы твой покойный государь батюшка, как наследник овдовел, не стал ему другую супругу искать.

— Может быть, и стал бы, да вскоре в западные страны поехал.

— Вот-вот, матушка моя, поехал! Замуж Катерину Иоанновну выдавать, со всеми королями да герцогами встречаться, договариваться. Тут бы самое время и сынку жёнушку присмотреть. Союзы-то со всякими государствами ему, ой, как нужны были.

— Твоя правда. Может, рукой на покойного наследника махнул, раз у братца уже сынок народился.

— Народился! Мало ли деток твоя родительница за свой век рожала, а ни один сынок жить не остался. Кабы хоть маленько подрос великий князь, в какой-никакой возраст вошёл, а тут младенец в колыбели. На таком расчёт плохой. Твой-то братец в те же дни народился. Уж, кажется, какие пылинки с него ни сдували, как за ним ни следили, а не жилец оказался.

— И впрямь, государь батюшка сам мне говорил, что с царевичем Алексеем Петровичем одна надежда у него на супругу была. У принцессы характер мягкий, деликатный оказался. Где ей было Алексея Петровича к рукам прибрать.

— Нужна была супруга наследнику, тут и толковать нечего. А если так рассудить, что нельзя ему было жениться?

— Это ещё почему нельзя? Вдовцу-то?

— Вдовцу! А если не вдовцу?

— Как это? Похоронивши супругу-то? Совсем ты мне голову закружила.

— Похоронивши! Все знали, что в спальне наследник Алексей Петрович ни разу не побывал. На отпевание в церковь и то идти не пожелал. Государь Пётр Алексеевич какую ему выволочку, Господи прости, устроил. Да сих пор денщики вспоминают, как палкой сыночка охаживал, а тот упёрся и ни в какую. Стыдоба одна! И то сказать, по люторскому обычаю у гроба закрытого на стуле полчаса посидеть — невеликое дело. Так больно покойницы не жаловал. Да и сынку не обрадовался.

— Государь батюшка вспоминал, как родители принцессины убивалися. Приехать не могли, а всё просили, чтобы дочь им в Бланкенбург отослали — в семейном склепе похоронить.

— А чего ж не отдал государь Пётр Алексеевич?

— Да ты что, Маврушка! Может, её деткам ещё на престоле российском быть придётся, а праха матери здесь не будет. Не с руки получится.

— Вот теперь, государыня цесаревна, новость-то свою и могу рассказать. Один из голштинцев проговорился, из придворных твоих. Весточку какую получил. Будто принцесса наша София-Шарлотта вовсе и не помирала!

— Полно тебе, Маврушка! Сказки это одни!

— Наверно, сказки. А только по всем странам европейским будто бы слух прошёл, что принцесса после родов из Петербурга нашего сбежала. Помогли ей!

— Господи!

— Вот-вот, только и остаётся крестным знамением себя осенять. И сбежать ей будто бы сам государь помог.

— Быть того не может!

— Почему же это? Не нужна ведь она уже стала, разве не так? У государя на руках сынок оказался собственный, вымоленный да вымечтанный. Вот он и прикрыл глаза на бегство-то это. Ты с меня, государыня цесаревна, строго не спрашивай: за что купила, за то продаю.

— Ну, а дальше, дальше-то что?

— А то, что встретила наша принцесса какого-то офицера из-за океана, туда и переправилась. Графиней стала называться и живёт себе с мужем-французом припеваючи. Да уж какой бы муж ей ни достался, после нашего царевича любой сокровищем покажется. Вот какие слухи, государыня цесаревна.

— Вот теперь, кажется, с внутренними изменниками разобрались. Надобно народу обо всём объявить.

— Вы о чём, ваше императорское величество? О чём объявить?

— Думаешь, Макаров, до людей ничто не доходит,— никакие слухи и пересуды? Так вот, пустой болтовне надо противопоставить правду. Я имею в виду НАШУ ПРАВДУ. Это тебе понятно?

— Приказывайте, ваше величество.

— Прежде всего в календарь следующего, 1725 года внести имена цесаревен Анны Петровны и Елизаветы Петровны.

— Это впервые, ваше величество.

— Да, впервые, но так теперь будет всегда. Только именовать обеих моих дочерей следует не цесаревнами, а отныне только великими княжнами. И без указания права первенства.

— Но, ваше величество, великая княжна Анна Петровна уже обручена с Голштинским герцогом, и после её свадьбы её имя не сможет оставаться в числе лиц императорской фамилии.