Таисия Наполова - Московский Ришелье. Федор Никитич

Неожиданная встреча с царём Борисом подтвердила опасения Фёдора, что его семью подстерегают беды. Накануне он вернулся с охоты, освежённый душой и несколько успокоенный. Венчание Годунова на царство, крестные ходы, тканый платок, коим Годунов «грозил» удавиться, ежели станут понуждать его принять скипетр — всё это было где-то в прошлом. Таким же прошлым скоро будет воцарение Бориса. Всё — туман и комедь, и всё минёт по слову Божьему, одна правда останется.

Думать так было легко. Минувшие потрясения казались как бы и не бывшими. Но это обманчивое и неверное состояние души продолжалось недолго. Однажды Фёдор увидел из окна, как на коломенский двор въехала царская колымага, из неё вышли сначала человек в италийском платье, князья Мстиславский и Воротынский, затем показался Годунов в венце и бармах, и первые в синклите князья помогли ему выйти из колымаги. Рассмотрев всё это, Фёдор почувствовал щемящее внутреннее стеснение, понемногу переходящее в страх перед новым венценосцем. Зачем он пожаловал в Коломенское, где прежде не любил бывать? Ужели проведал о портрете и хочет сыскать какую-нибудь вину?

Словно подтверждая подозрения Фёдора, царь Борис остановил взгляд на окнах коломенских палат Романовых.

Первым порывом Фёдора было немедленно уехать из Коломенского, как бы не ведая о прибытии Бориса. Но вместо этого он, словно околдованный, смотрел, как царь что-то сказал Воротынскому и направился к романовскому крыльцу. Можно было успеть скрыться через тайный выход, но Фёдор продолжал стоять, пока дворецкий Ермол ай не вошёл в палату со словами:

— Государь Борис Фёдорович изволил пожаловать к вам...

Фёдор поспешил встретить нового венценосца у порога, распахнул перед ним старинные широкие двери и, бессознательно приняв вельможную выправку покойного родителя, почтительно склонился перед высоким гостем. Он первый раз видел его в царском венце и в бармах. На лице его было сияние власти.

— Спаси Господь тебя, государь, что не забыл своего боярина, пожаловал к нему. Буди здрав еси, Великий государь!

— Буди здрав и ты, Фёдор Никитич! Вижу, не ожидал, что окажу тебе честь великую. Мои князья во дворе остались, толкуют с италийским мастером.

Пройдя вперёд, царь Борис огляделся с некоторым чувством разочарования. Простота убранства в палатах была ему не по вкусу.

— Ныне пришёл к тебе для беседы. Твой покойный родитель был мне знатным другом.

— Челом бью, государь! — произнёс Фёдор, приблизившись к Борису, и, подведя его к маленькой, обитой бархатом тахте, добавил: — Прошу тебя: будь гостем. Ермолай!

Выглянувший дворецкий всё понял и через минуту вернулся с подносом, на котором стояли кувшин с вином и две чаши.

— Ныне привёз сюда князей Мстиславского с Воротынским да иноземного мастера. Что скажет нам итальянец о коломенских храмах? Покойный Никита Романович был великим ценителем каменного чуда в Коломенском и передал тебе многие сведения о его постройке, так ты италийскому мастеру всё то передай, как явится к тебе. Великие храмы и чудные строения станем возводить на Москве. Огородим Кремль белым камнем. По всей державе новые города поставим. Подобно драгоценному ожерелью раскинутся те города в моей державе. Слыхал о грузинском царе Давиде-строителе? Мы превозможем его славу.

Царь Борис не скрывал волнения. Глаза его блестели.

Строительные замыслы царя Бориса не были для Фёдора полной неожиданностью. Градостроительство начало шириться ещё при Фёдоре. В то же время в волнении Бориса Фёдор чувствовал, что тот что-то не договаривал.

— Пора Москве стать вровень с европейскими городами. Чай, ты был в Швеции, сравни тамошние дворцы и наши. Погляди и на свои палаты.

Царь Борис вновь оглядел нехитрое убранство палаты. Фёдор машинально повторил это наблюдение.

— Или забыл, как хвалил устройство знатных домов в Швеции? Станем ли гордиться, что у нас лучше? Вот и Коломенский дворец устарел, обветшал.

«Он хочет согнать меня с родного пепелища», — мелькнуло у Фёдора.

— Или опасаешься, что отниму у тебя достояние твоего родителя? Мы тебе такие палаты построим! Да что палаты! Я последней рубашкой готов с тобой поделиться!

Царь Борис знакомым жестом поднёс руку к вороту сорочки. Ему показалось, однако, что Фёдор ему не поверил — таким странным и напряжённо-неподвижным был его взгляд. Но увлечение игрой было столь сильным, что царь Борис и в самом деле ощущал себя добрым и потому добавил:

— Надейся на меня и никого не бойся!

В его природно-мягком голосе звучала ласка. В больших блестевших, красивых глазах была обволакивающая теплота.

— Или я не обещал твоему покойному родителю иметь к тебе бережение великое?

Фёдор догадался, наконец, поклониться царю и тем выразить ему благодарность.

Борис неспешно удалился.

Фёдор понемногу приходил в себя. Сомнений быть не могло: его ожидает ссылка или тюрьма. Задержался взглядом на подносе с вином и чашами. Забыл угостить высокого гостя. Дурной знак.

Жизнь Романовых текла обычным порядком, и казалось, ничто не сулило перемен. Дети Фёдора, слава богу, росли здоровыми. Сын Мишатка рос смышлёным, но нравом был тих. Не было у него живости, свойственной детям его возраста. Однажды его напугали стрельцы, учинившие погром на подворье, и с той поры он всего боялся. Ксения с самого младенчества жалела его более остальных детей и много баловала. Это рождало несогласие между мужем и женой. Фёдор говорил: «Жалеть сына — учинить его дураком». Ему хотелось бы взять сына под свой норов, чтобы рос упорным, давал волю характеру, но жена всё делала против. Она задаривала Мишатку игрушками, гостинцами, сластями, но ни в чём не давала ему воли. За ребёнком, и без того робким от природы, был установлен строгий надзор. Недовольному этим Фёдору она говорила: «Кто без призора в колыбели, тот весь век не при деле».

Позже Фёдор не раз вспомнил своё несогласие с женой в воспитании сына. Семейные нелады сказались на характере Михаила — первого царя из рода Романовых, а несходство между супругами во взглядах на сына, как и в понимании многих вопросов, осложнило жизнь молодого монарха.

Но с этими воспоминаниями у Фёдора связывалось ещё и тягостное ощущение тех дней, будто из жизни его ушла радость.

Мудрые люди давно заметили: «Никогда нельзя заранее сказать, на что способен человек, пока его хорошенько не испугаешь». Трудно представить себе более печальный именинный праздник, чем тот, что вызвал впоследствии новые подозрения царя Бориса. Недаром после пожара на родовом подворье Романовы ожидали новой беды, и собрала их вместе тоска.