Мишель Зевако - Борджиа

– Да, – продолжал папа, – если бы этот человек исчез тем или иным образом, я уверен, что всё бы пришло в надлежащий порядок…

«Не предложит ли он мне убийство? – подумал Рагастен. – Что угодно, но только не это!..»

А папа, словно прочитав его мысли, продолжал:

– Конечно, я не желаю грешнику смерти… Я не хочу кровопролития… Речь идет о том, чтобы просто-напросто похитить его и привести сюда…

– Похитить? – удивился Рагастен.

– Должен добавить, что это похищение не вызовет серьезного сопротивления, даже при доставке человека в Рим… В сущности, этот человек сам готов сдаться, но … он находится в плену у своих друзей…

– Понимаю, святой отец… Он – ваш враг, но очень хочет стать другом…

– Вы меня поняли, шевалье! – прервал его папа. – Ну как? Вы соглашаетесь сделать то, о чем я прошу?

– Мне кажется, святой отец, что такая экспедиция будет не очень опасной… Предпочел бы выполнить более рискованное задание…

– Успокойтесь, шевалье… Задание это куда опаснее, чем вы полагаете… Выполнение его потребует не только отваги, но и ловкости, не только хладнокровия, но и мужества… Кроме того, его надо выполнить в абсолютной тайне… Человек, который на это решится, должен действовать в одиночку… Необходимо, чтобы он сочетал в себе благоразумие дипломата и безрассудную храбрость профессионального солдата… У вас есть эти качества, шевалье… Я искренне верю, что вы в одиночку сможете выполнить эту операцию… Подумайте, вам предстоит проникнуть в хорошо защищенную крепость, действовать в окружении опасных врагов, захватить силой или убеждениями начальника гарнизона, привести его сюда, наконец… Вы сотни раз подвергнете свою жизнь опасности!

Лицо Рагастена прояснилось. Ему предлагали сражение. Он видел в предложении папы некое великолепное приключение, в котором его храбрость будет украшена особо терпкой поэзией опасности. Он почувствовал себя заново рожденным.

– Когда надо выезжать? – спросил он.

– Немедленно!… А тем временем Чезаре соберет свою армию, и цитадель Монтефорте, лишенная вождя, сдастся на нашу милость.

– Монтефорте! – повторил Рагастен, бледнея.

– Да! Именно туда вам следует отправиться. А человека, которого вам предстоит похитить, зовут граф Альма!..

– Отец Беатриче! – прошептал, едва раскрыв рот, шевалье.

Его мечты рухнули. Он оказался в кошмарном положении; жестокая дилемма, которой он хотел бы избежать, снова предстала перед ним. Если бы он вдруг получил болезненный удар кинжалом, то не выглядел бы бледнее.

– Что с вами, шевалье? – обеспокоился Чезаре.

– Граф Альма! Цитадель Монтефорте! – бормотал молодой человек.

– Да! – жестко сказал Чезаре. – Вас что-то удивило?

– Ни за что!.. Никогда!..

– Что вы сказали?

– Я сказал, что никогда не сделаю ничего против графа Альмы и цитадели Монтефорте…

– По какой такой причине? – спросил Чезаре, и в глазах его засветилась угроза.

– Святейший отец, – в полном отчаянии взмолился шевалье, – и вы, монсиньор, выслушайте меня! Попросите мою жизнь, пошлите меня в одиночку биться со всеми вашими врагами… Я готов на всё. Но против графа Альмы, против Монтефорте … Никогда!.. Это невозможно!

– Почему? – снова повторил взбешенный Чезаре, тогда как папа поднялся с кресла, отдернул портьеру и сделал кому-то таинственный знак.

– Почему?! – выкрикнул несчастный молодой человек. – Да потому, что я люблю, как безумный, как лишенный рассудка… Почти умираю от этой любви… И я предпочту умереть самой ужасной смертью, лишь бы не заслужить ее презрения, ее ненависти..

– Ты любишь?.. Кого?.. Кого же?

– Дочь графа Альмы!.. Беатриче… Примаверу.

Из уст Чезаре вырвался рык, в котором не было ничего человеческого. Он обнажил кинжал и двинулся на шевалье, который одним прыжком встал в защитную позицию.

Но тут Александр VI набросился на сына. Этот старик, который с неколько минут назад говорил о своей близкой смерти, и это выглядело весьма правдоподобно, выхватил кинжал из рук Чезаре и удерживал сына в железных объятиях.

– Ты сошел с ума, Чезаре, – сказал он по-испански. – Предоставь свободу действий мне.

Чезаре Борджиа отступил.

– Шевалье, – сказал папа со странной кротостью, – простите моего сына… У него дикий характер. Он сам вам об этом говорил. Но я уверен, что он уже сожалеет о том порыве слепой ярости, овладевшей им.

– Монсиньор свободен в своих действиях, – хладнокровно ответил Рагастен, к которому при виде опасности вернулся разум.

– И вы шевалье, свободны в своих чувствах, – продолжал столь же кротко папа. – Миссия, которую я хотел вам доверить, вам не понравилась?.. Ладно! Вы только поймите, что мы не можем держать при себе кого бы то ни было, кому дороги интересы наших врагов… В особенности, если этот кто-то обладает такими качествами, как вы, шевалье… Поэтому я прошу вас покинуть Рим как можно скорее… О! я вас не тороплю… Даю вам месяц на раздумье… Надеюсь, вы одумаетесь и придете к нам…

– Благодарю Ваше Святешейство, – поспешно сказал Рагастен. – Я воспользуюсь вашим разрешением.

А в душе он добавил: «Сегодня же вечером я покину Рим!»

– Я не прощаюсь, – продолжал папа с приторной сладостью в голосе. – Искренне надеюсь, что мы еще встретимся. Ступайте, сын мой… Ступайте с миром…

Шевалье поприветствовал Чезаре, глубоко склонился перед папой и ушел в дверь, портьеру которой приподнял папа Александр VI, чтобы указать посетителю выход.

– Что вы наделали, отец? – закричал Чезаре. – С этой минуты этот человек стал моим самым смертельным врагом…

– Есть лучшее средство, чем кинжал: палач!

– Палач?

– Да! Ты ведь еще не нашел убийцу герцога Гандийского, не так ли?.. Ну, а я его нашел! Я!.. Назавтра начнем его процесс… А через восемь дней его голова скатится с плеч… И этот убийца, сынок, тот самый человек, который только что вышел отсюда… Вот, слышишь? В этот самый момент его арестовывают!

В самом деле, около минуты доносились звуки отчаянной борьбы. Потом все стихло. В дверном проеме появился человек. Это был дон Гарконио.

– Ну? – спросил папа.

– Все кончено, святой отец. Тот человек в тюрьме с тяжелыми цепями на каждом из запястий и на каждой лодыжке… Но дельце оказалось трудным. У нас пятеро убитых и трое раненых.

– Пусть уберут трупы. И раздайте пятьдесят золотых дукатов выжившим, – холодно распорядился папа.

– Ну, монсиньор, – сказал тогда дон Гарконио, лицо которого лучилось отвратительной гримасой радости, – не прав ли я был, когда говорил, что нельзя доверять ему.

– Ты был прав, мой бравый дон Гарконио, – ответил Чезаре. – Кстати, отец, я обещал ему бенефиции от Святой Марии Малой…

– Он уже получил их! – согласился папа.