Мишель Зевако - Борджиа

«Всем, всем – дворянам или крестьянам, буржуа или людям оружия, священникам или светским, римлянам или чужеземцам – им обещает и торжественно клянется наш святой отец папа Александр Шестой:

Прощение и полное помилование всех ошибок или преступлений, каковы бы они ни были, прощение всех грехов, прошлых и настоящих, полную пожизненную индульгенцию, если только кто-то из них захватит ужасного и неистового Рагастена.

Больше того, тысячу золотых дукатов, если он принесет офицерам папской полиции голову бандита Рагастена, изобличенного в вероломстве, измене, отступничестве, убийстве и попытке убийства.

Больше того, три тысячи золотых дукатов, если он передаст вышеупомянутого бандита Рагастена живым в руки офицеров папской полиции».

Солнце склонялось к горизонту, когда шум шагов поднимающихся по лестнице людей разбудил его. Он сразу же вскочил на ноги и пошел открывать дверь. Вошел Спадакаппа, за ним показались Рафаэль Санцио и Макиавелли.

– Вы! – радостно вскрикнул шевалье, протягивая обе руки молодому художнику.

– Дорогой друг! – ответил тот. – Что с вами произошло?.. Я узнал о вашем аресте… Я узнал, что вас собираются казнить… А потом сегодня утром весь город переполошился… Набат… Глашатаи, которые ходят по улицам и объявляют цену, назначенную за вашу голову.

– Давайте по порядку, – сказал Рагастен, удивленный, что видит Рафаэля улыбающимся и, так сказать, утешенным исчезновением Розиты. Прежде всего будьте любезны представить мне…

– Мой друг Макиавелли, великий мыслитель, шевалье… В один прекрасный день он удивит мир.

– Ну, а пока, – сказал Макиавелли, протягивая руку Рагастену, это синьор шевалье удивил Вечный город. Ах, шевалье, да в Риме только и говорят о вас… Особенно после того как Борджиа оценил вашу голову в три тысячи золотых дукатов. Черт возьми! Примите мои поздравления!

– О! – рассмеялся Рагастен. – Они никогда не оценят ее так высоко, как я сам. Что бы там ни было, я не дам ломаного экю за все головы семейки Борджиа… Чудовища!.. Итак, они оценили мою голову?.. А ты знал об этом? – добавил он, повернувшись к Спадакаппе.

– Первое, что я увидел, въехав в Рим, была табличка, которую прибивали к дверям церкви. И я увидел папский указ, подписанный монсиньором Чезаре.

– И что ты подумал?

– Что горжусь службой у столь дорого ценимого хозяина!

– Браво! Ну что ж, пойди поищи для нас несколько бутылок «Кьянти» – из тех, что посвежее.

Спадакаппа удалился.

– Синьоры, – сказал тогда Рагастен, – человек, которого вы только что видели, еще пару дней назад исповедовал почтенное воровское ремесло. Я с ним познакомился только сегодня утром. Я послал его в Рим, где он мог, выдав меня, заработать три тысячи золотых дукатов. А он меня не выдал! Понимаете ли вы что-нибудь в этом?

– Вы поступили опрометчиво, доверившись этому горемыке! – вступил в разговор Рафаэль. – Сумма велика, шевалье, а человеческое сознание зыбко.

– Да, – сказал Макиавелли, – дав этому бродяге подобное доказательство неограниченного доверия, шевалье оказался навсегда связанным с ним.

В это мгновение появился нагруженный бутылками тот самый человек, о котором шел разговор.

– Ну, а теперь слушайте, – сказал шевалье, усаживаясь с двумя друзьями за стол.

И он пересказал подробно всё, что случилось с ним, после того как он наказал Рафаэлю ждать его в жилище Макиавелли.

– Такова моя Одиссея, – закончил он. – Теперь ваша очередь. Расскажите мне, прошу вас, каким образом, оставив вас почти отчаявшимся, нахожу почти утешенным. Может быть, вы отыскали ту, которую потеряли?

– Нет, – ответил Рафаэль, – но я нашел верный путь к ней. Расставшись с вами, я отправился к Макиавелли. Друг тщетно пытался меня утешить… Бесполезно говорить, с каким нетерпением мы вас ожидали. Я рассказал Макиавелли о том, что вы сделали, спасая мне жизнь, и что вы хотите сделать, чтобы спасти мою любимую… А она мне дороже жизни!

«Любопытно, – подумал Рагастен, – у этого юноши вечно влюбленный вид».

А Рафаэль продолжал:

– Шло время. Не дождавшись, мы пошли в гостиницу «Доброго Януса»; там мы надеялись получить хоть какие-то сведения о вас. Они оказались ужасными; Бартоломео сообщил нам весть, какую весь Рим уже знал: о вашем аресте и об ужасном обвинении, предъявленном вам… Бесполезно говорить, дорогой друг, что ни на секунду я не мог представить, чтобы человек, проявивший такое благородство по отношению ко мне, может быть презренным убийцей. Правда, Макиавелли пытался как-то совместить убийство Франческо Борджиа с теми качествами вашего характера, о которых я ему рассказал.

– Э! – вмешался Макиавелли. – Убить кого-либо из этой семейки – не значит быть убийцей… Такого человека скорее следовало бы называть поборником справедливости! Удар кинжалом в грудь деспота можно сравнить с ударом сапога по голове ядовитого гада.

– Я пришел в отчаянье, дорогой друг, от того, что вам предстоит, – продолжал Рафаэль. – Признаюсь, что, к моему стыду, в мою боль примешивалось немного эгоизма… Не знаю, как это произошло, но вы внушили мне безграничное доверие. Я был уверен, что вместе с вами найду Розиту. Без вас я полагал, что навсегда потерял ее. Но я все еще верил в вас. Я убеждал себя, что бывают ошибки и что вас вскоре отпустят… Увы! Мы узнали, что вас предали трибуналу и осудили!

– Хорошенькое судилище! – прервал Рагастен. – Они обтяпали это дельце за десять минут. Эти господа хотели побыстрее отделаться!..

– Наконец, сегодня утром, когда я был в полном отчаянии, на грани надежды, мне пришла в голову одна идея…

– С которой я пытался бороться как мог, – перебил его Макиавелли.

– Ну-ка, что за идея? – поинтересовался Рагастен.

– Я задумал обратиться к папе…

– К папе? – вздрогнул Рагастен.

– Да! Несмотря на свои недостатки, даже на пороки, которые ему приписывают, этот старик обладает в моих глазах одним ценным качеством: он любит искусство. Не раз он был так благосклонен ко мне, что это меня трогало. Я подумал, что он не останется равнодушным к моему несчастью!..

– К папе! – повторил ошеломленный Рагастен.

– И вот сегодня утром я отправился в Ватикан, – продолжал Рафаэль, не замечая удивленных взглядов шевалье. – И сразу же узнал первую радостную весть: о вашем побеге и о спасении из города через Неаполитанские ворота. Ваше бегство стало предметом всех разговоров. Когда я пришел в Ватикан, то сразу же был введен в папскую молельню, хотя у меня и не было разрешения на аудиенцию. Я поблагодарил понтифика. Он ответил, что как раз хотел поговорить со мной относительно «Преображения». Эскиз этой доски он видел. Тогда я сказал ему, что не могу приняться за эту работу, и в нескольких фразах изложил о происшествии с Розитой. Он успокоил меня, подбодрил и сейчас же вызвал маркиза Рокасанту, начальника папской полиции. По приказу папы я повторил свой рассказ. К моей великой радости, маркиз, улыбнувшись, сказал, что слышал об этом похищении и догадывается, где находится похищенная девушка. В моем присутствии папа отдал приказ о начале самого тщательного розыска и добавил, что маркиз потеряет свой пост, если приказ не будет исполнен. Маркиз поклялся, что полностью удовлетворит Его Святейшество, и удалился. Я не знал, как и благодарить чудесного старика. Тогда он мне сказал, что в тот же день отправляется в Тиволи, на отдых, согласно ежегодной привычке, но и оттуда будет следить за исполнением своего приказа. Папа советовал мне быть абсолютно спокойным, потому что он позаботится о самом лучшем для меня урегулировании этого дела. Ну а я должен возблагодарить его хорошей работой, чем я и пообещал заняться… Вот, дорогой друг, что меня успокоило.