Мишель Зевако - Борджиа

– Поняла, синьор граф… Надо подготовить девушку к встрече с вами… Надо, чтобы она выслушала вас.

– Как отца!.. Нет, как друга, как искреннего друга, заботящегося о ее счастье… Идите же, синьора Пьерина.

Синьора Пьерина ехидно улыбнулась и исчезла.

На следующий день у папы Александра VI состоялась встреча совсем иного рода.

Папа сидел в кресле с низкой спинкой. Он был закутан до шеи в широкий плащ из белой ткани. Возле него, на маленьком столике стояли различной величины пузырьки, щипцы для завивки волос, косметические средства и целый набор иных туалетных принадлежностей.

Возле окна его любимый аббат Анджело читал вслух. Вокруг кресла сновал ловкий мужчина; он хватал то флакон, то щипцы. Его ловкие пальцы бегали по лицу старика. Время от времени он подносил зеркало, и папа односложно одобрял или осуждал работу. Туалет продолжался не один час. Когда он был закончен, папа долго разглядывал себя в зеркале.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Вы настоящий художник.

– Ах! если бы синьор граф мне позволил!.. Буквально мелочь… Я бы омолодил его на двадцать лет одним-единственным пузырьком, вылитым на волосы…

– Нет! Я предпочитаю седые волосы. Какого дьявола! Я же не авантюрист, отправляющийся на поиски приключений… Достаточно, что вы загладили глубокие морщины… Так хорошо…

«Художник» поклонился и вышел.

– Ну и как ты меня находишь, Анджело? – сказал папа, поднимаясь с кресла.

Аббат тщательно и с непроницаемой серьезностью осмотрел старика.

– Я нахожу вашу красоту строгой и величественной.

Анджело не лгал.

В понтифике невозможно было различить семидесятилетнего старика. Его черные глаза сверкали мрачным огнем под кустистыми бровями. Седые волосы придавали лицу меланхолическое выражение, смягчавшее его суровость. В таком виде папа мог сойти за человека, которого состарили заботы, но он еще сохранил всю красоту зрелого возраста.

Вошел комнатный лакей и начал одевать папу в кавалерский костюм из фиолетового бархата, на который он набросил легкий короткий плащ из фиолетового шелка. Поверх Борджиа нацепил золототканый шелковый пояс с тонкой парадной шпагой, увенчанной роскошной рукоятью. И, наконец, на голову он возложил шапочку, из-под которой волосы довольно грациозно спадали на широкий кружевной воротник.

Анджело даже вскрикнул от искреннего восхищения. Своей волей Борджиа победил старость. Он хотел выглядеть достойным внимания. Он даже не пытался помолодеть, воспользовавшись своим утонченным чувством такта и дипломатией; но тщательные заботы о туалете, о костюме и волевое усилие превратили его в мужчину, которого отметит любая увидевшая его женщина.

Папа улыбнулся и подал своему чтецу знак; тот вышел.

Борджиа, отправляясь к Розите, нисколько не сомневался в исходе своего демарша. Юная дева сдастся, если не в тот же самый день, то в очень недолгом будущем. Стало быть, ему нечего было волноваться, и только чувственное нетерпение порой выливалось в легкую дрожь.

Он вошел в комнату девушки и остановился на пороге, приветствуя ее.

– А вот и синьор граф ди Фаэнца пришел к вам с визитом, – сказала матрона и тотчас исчезла.

Борджиа закрыл дверь и приблизился к девушке.

– Дитя мое, – произнес он, – не позволите ли вы поговорить немного с вами? Я сообщу вам кое-что, весьма интересное для вас…

Но Розита подалась назад; глаза ее широко раскрылись от несказанного изумления; молитвенно сложив руки, она готова была опуститься на колени; с губ сорвалиь слова:

– Папа!.. Суверенный понтифик!..

Борджиа рассерженно содрогнулся. Весь его тщательно подготовленный план рухнул. Розита его узнала!.. Она его узнала!..

– Вы ошибаетесь, – пробормотал он. – Меня зовут граф ди Фаэнца.

Девушка упала на колени.

– Нет, я не ошибаюсь, святой отец!.. Я не раз видела Ваше Святейшество: в процессии Милосердия, на пасхальной мессе в соборе Святого Петра… Нет, святой отец!.. Вы всемогущий хозяин Рима и мира, а следовательно, я спасена, потому что вы здесь!..

– Уверяю вас, дитя мо… Встаньте!

– Святой отец! – перебила его экзальтированная девушка. – Вы видите перед собой жертву преступления… Похищения… Меня вырвали из рук моего спруга, моего молодого супруга… И привезли сюда!.. Святой отец, я требую правосудия! Или, скорее, я требую только одного: пусть откроют двери этого дома, освободят меня от наблюдения этой постылой женщины и позволят мне отыскать моего мужа, моего любимого Рафаэля… Святой отец, вы же его знаете… Вы проявляли к нему благосклонность… Еще совсем недавно он был так счастлив, когда отнес вам написанную им доску с Мадонной.

Розита разразилась рыданиями. Борджиа ее едва слышал. Но его глаза неотрывно смотрели на нее. Он пожирал ее взглядом. Он разглядывал в мельчайших подробностях идеальные линии ее фигуры, столько раз виденные им в воображении, он срывал одежды, их прикрывавшие. Капельки пота выступили на его лбу. Он чувствовал, как хладнокровие изменяет ему. Он наклонился и схватил руку Розиты.

– Встаньте! – сказал он, полагая, что его голос тверд, но на самом деле из уст исходили дрожащие звуки. – Поднимитесь… Я не могу видеть вас у своих ног.

Рука его, едва прикоснувшись к Форнарине, задрожала. Нельзя передать изумление юной девушки. Она не понимала поведения понтифика. Смутные мысли подталкивали ее к раскрытию ужасной правды, но она изо всех сил гнала ее от себя. Девушка мягко высвободила руку и присела в нерешительности.

– Простите меня, святой отец, переживания тяготят меня… Я столько выстрадала за эти дни.

– Дитя мое, если захотите, вы не будете больше страдать…

– О! Неужели?.. Вы позволите мне уехать?..

– Да, разумеется… Обещаю вам…

Из уст Розиты вырвался безумный, радостный крик. Она, в свою очередь, схватила папскую руку и поднесла ее к губам.

– О! Как вы добры! Я знала, что вы пришли спасти меня! Могу я уйти сейчас же?

– Нет, дитя мое, не сейчас… Вам необходимо провести здесь еще дня два… или три.

Побледневшая Розита отшатнулась. Предположение, которое она сначала гнала от себя, с неотвратимой жестокостью, превращалось в истину.

– О! – закричала она. – Так это вы приказали меня похитить!.. Вы!.. Папа!… О!..

Борджиа потерял голову. Внезапно он подскочил к Розите и схватил ее за руки.

– Да, я! – сказал он тихим голосом. – Это я приказал схватить тебя. Да, я и в самом деле папа. И неужели ты осмелишься противиться приказам суверенного понтифика?

Розита ничего не ответила. Она в ужасе изогнулась, пытаясь увернуться от объятий и поцелуев, приближающихся, как она чувствовала, к ее губам.

– Говори со мной, – бормотал опьяненный разбушевавшейся страстью Борджиа. – Говори со мной… Скажи мне только, что я не пугаю тебя, что ты не испытываешь ко мне ненависти…О! Позволь мне только дотронуться до твоих волос кончиками губ!..