Николай Раевский - Последняя любовь поэта

— Позови ее, рабыня!

Эвноя покорно поднимает полную гидрию и, снова поставив ее на голову, идет в домик. Ничего с этим человеком не поделаешь. Еще нажалуется.

— Сказал, что друг?

— Да, госпожа. Высокий, сердитый. Одет хорошо. Говорит не как все люди и стоит особенно. Сильно ломается,— наверное, актер...

Миртилла в затруднении. Еще ни разу никто из знакомых Феокрита не приходил, когда его не было дома. Друг-актер... Ничего о нем не слышала. Но, если в самом деле друг, надо ему сказать, чтобы подождал, а то Феокрит рассердится. Миртилла переоделась. Вышла в сад в длинном белом пеплосе и таком же гиматии. Теперь осень — можно и у себя дома закутаться. Ей не хотелось, чтобы гость видел ее тело.

Ожидая ее, мужчина обдумывал, как ему встретить подругу Феокрита. Принял было позу отдыхающего Ареса [86] Бог войны. , потом оперся подбородком о посох, подобно Эдипу, размышляющему над загадкой сфинкса. Ни Арес, ни Эдип не годились. Нужен был кто-то другой, а кто — он не успел сообразить. Легким неторопливым шагом приближалась загорелая женщина в белом одеянии, блестевшем на солнце. Мелькнул в памяти стих Коринны:

«Белоодежным я лишь пою

Танагриянкам песни мои [87] Перевод В. В. Вересаева. ...»

Мужчина увидел ее лицо и вздрогнул. Когда всматривался издали сквозь ветки граната, не узнал. Имени, сказанного служанкой, не помнил. Теперь узнал сразу. Та самая, которую видел на пиру Неофрона. Потом еще мерещилась ему в Эпидавре, когда напился пьяный после неудачи в театре. Та и не та... Не похожа на гетеру. Белоодежная мужнина жена. Все равно, все равно. Приходили к нему и настоящие жены... Гиперид встал со спокойным достоинством и поклонился поклоном Ахилла перед Клитемнестрой. Ты царица, но и я царь и к тому же сын богини... Миртилла посмотрела па него с изумлением. Вот кто пришел в ее сад... Она уже давно знала имя понравившегося ей актера. А многоопытный глаз Гиперида сразу заметил, что юная женщина взволнована. Надо быть с ней попроще. Какая там царица... И он больше не царь и не герой. Просто влюбленный пастух Комат. Голос звучит ласково и задушевно:

«Дикий шиповник из леса иль простенький цвет анемона

Могут ли с розой сравниться, растущей в садах вдоль ограды?»

Пытливо смотрит на черноглазую красавицу. Знает она или не знает, чьи стихи? Знает… Смеётся, показывая удивительные зубы. Понимающе кивает головой. Усадила его на скамейку, сама села рядом, завернувшись в гиматий. Ее тело, окутанное белой тканью, пахнет розовым маслом.

— Ты друг Феокрита?

Он скромно опускает глаза и разводит руками:

— Надеюсь им стать... Пока я его почитатель.

— Но моей служанке ты сказал иначе?

Актер улыбнулся.

— Пришлось... Калитка была не заперта, я зашел, а она хотела меня выгнать.

Миртилла тоже смеется.

— Эвноя у меня строгая... Извини — я не знала, что ты придешь.

— Я и сам этого не знал. Феокрит давно меня звал, но я очень занят. Сегодня случайно смог.

— Ну и хорошо. Подожди немного — он скоро придет.

О чем с ней говорить... Женщина смотрит пытливо. Молчит. Во внимательных черных глазах любопытство.

— Тебя зовут Миртилла?

— Да.

— Ты знаешь, кто я?

— Знаю... Я несколько раз была в театре. Узнала тебя по голосу.— Ей хотелось сказать — по прекрасному голосу, но не решилась.

— Тебе понравилось, как я играю?

Ее глаза говорят правду. Смотрит на него, как девочка, которую обрадовали подарком.

— Да, Гиперид... Я плакала, плакала. Не могла...

— Мне жаль, что я тебя огорчил.

— Нет, нет... После таких слез на душе хорошо. Не знаю почему, но так. Только жаль, что вы, актеры, играете в масках. Разве без них нельзя?

— Нельзя, Миртилла. Сам знаю, что живое лицо лучше, но ведь его увидят только передние ряды. У вас здесь еще театр небольшой, а возьми Эпидавр, Афины...

— Я сама из Афин.

— Вот как... Да, ты говоришь не по-здешнему. Любишь свой город, Миртилла?

— Как его не любить...

Замолчала, но видно, волнуется. Уголки рта вздра-гивают.

— Ты хотела бы снова увидеть Афины?

— Зачем ты меня об этом спрашиваешь, Гиперид?

Он и сам не знает, зачем, Кажется, хочет сильнее взволновать. Уже его рука ищет под гиматием ладонь Миртиллы, Но она хмурит брови, отодвигается.

— Оставь... иначе я уйду.

— Зачем же... Мне с тобой хорошо.

— А мне нет. Сейчас же пусти руку!

— Она прекрасна… такие пальцы...

— Эвноя! Эвноя!

— Не надо, Миртилла...

— Надо... Эвноя!

Служанка, растапливавшая печь, бежит на зов так быстро, точно за ней гонятся волки. Актер злобно сжал губы.

— Эвноя, возьми лопату и вскопай эту грядку.

— Госпожа, а как же?..

— Потом... Делай, что я тебе говорю!

Коренастая девушка внимательно смотрит на госпожу. Что-то она раскраснелась, а этот бритый злится. Лез к ней, что ли?..

Поэт застаёт их втроём. Гиперид и Миртилла сидят на скамейке, о чём-то беседуют. В пяти шагах от них Эвноя старательно вскапывает затвердевшую землю, с силой налегая на лопату босой загорелой ногой.

— Привет тебе, Феокрит! — актёр встаёт и низко кланяется.

— Рад тебя видеть, Гиперид. Наконец-то ты вспомнил обо мне.

— Никогда не забывал и не забуду, но прости меня — я редко хозяин своего времени.

— Теперь-тo ты, надеюсь, свободен — представления кончились.

— Готовимся к новым. Скоро мы уезжаем.

— Куда?

— Синод ещё не решил. Послали гонца поразведать. Куда-нибудь, где зимой потеплее,— в Смирну, в Милет, может быть, на Родос.

— Извини меня — прерву беседу. Миртилла, наш гость, наверное, проголодался. Распорядись! Оставь пока грядку, Эвноя.

— Зачем, Феокрит? Я недавно поел.

— Нет, нет... Позаботься, Миртилла!

Если бы можно было всегда говорить то, что думаешь, Гиперид бы сказал: — Не отсылай ее, потому что я ею любуюсь.— Сказать этого нельзя, лицо у актера спокойно-безразличное. Феокрит смотрит вслед уходящей подруге. На губах у него ласковая улыбка. Гиперид чувствует, что теперь настало время осторожно похвалить Миртиллу.

— Не рассердишься, если я буду откровенен?

— Прошу тебя.

— Я рад видеть, что поэт нашёл десятую музу.

— Скажи проще — женщину, с которой не расстанусь до конца своих дней.

Гиперид сочувственно молчит, а мысли его уверенные, наглые: — Расстанешься, расстанешься… Она — роза, а ты — осенний гриб. Стихами не удержишь.— Говорит другое:

— Я довольно долго тебя ждал, но не заметил, как прошло время. Миртилла pасcказывала об афинском театре. Она понимает многое, чего другие женщины не понимают.

— Да, ты прав... Теперь мы с тобой поговорим о театре. Скажи, Гиперид, кого ты охотнее всего играешь?

— Мне трудно на это ответить, Феокрит. Сам себя не раз спрашивал, а решить не мог. Люблю все свои роли — каждую по-своему. У меня их много.