Геннадий Турмов - По дуге большого круга

Через некоторое время 2-я особая бригада, где служил Потопяк, вошла в состав Франко-русской дивизии под командованием генерала Дитерихса, «того самого, который в 1922 году станет земским воеводой Приамурского края и объявит крестовый поход против Советской России за восстановление монархии».

Дивизия Дитерихса участвовала в занятии города Монастыря перед самой зимой 1916 года. В этих боях Потопяк получил легкую контузию от недалеко разорвавшегося снаряда и французскую медаль. Видимо, хранили его молитвы Ксении, в которых просила она у Господа сохранить жизнь рабу Божьему Ивану.

Ни одной весточки от него она так и не получила за все время этой проклятой войны.

На завершающем этапе участия русских особых бригад в Первой мировой войне произошли антивоенные выступления, началось расформирование бригад.

Именно на Салоникском фронте произошли первые «братания» Первой мировой войны между болгарскими и русскими солдатами. В этих братаниях довелось принять участие и Ивану. Он никак не мог понять, «почему славяне воюют друг с другом, почему “братушки”, говорящие на таком понятном языке, стреляют в него – Ивана? Что не поделили между собой россияне и болгары?» К тому времени Иван уже немного знал историю и понятия «Шипка», генерал Скобелев были для него не просто словами.

Между тем обстановка в русских войсках в начале 1917 года становилась тревожной. Февральские события только ухудшили ситуацию. Офицеры и солдаты, как во Франции, так и в Салониках, хотели разобраться в происходящем, но ничего у них не получалось. Они не знали, что происходит в России, так как не получали прямых сведений с Родины.

О Русском экспедиционном корпусе в угаре революции 1917 года на родине словно бы забыли. Впоследствии, о них так и писали «забытые русские войска». Тем не менее интересно высказывание маршала Фоша, подписавшего в 1918 году перемирие с Германией: «Если Франция не была стерта с карты Европы, то этим она обязана прежде всего России».

Кстати, он же был одним из организаторов вооруженной интервенции в Советскую Россию.

После принятия советским правительством «Декрета о мире», о котором узнали из французских газет, солдаты русского экспедиционного корпуса потребовали немедленного возвращения на родину. Однако французское командование заявило, что Декрет не распространятся на русские войска за рубежом. Антанта рассматривала русских солдат как безликую толпу, которую хотела определить если не на фронт, то на трудовые работы. К концу февраля 1918 года русские войска в Салониках были разделены на три группы: военные добровольцы, отправленные во Францию, трудовые рабочие и лица, требовавшие немедленного возвращения в Россию (впоследствии этих бузотеров отправили вообще подальше – в Африку).

Иван оказался в группе «трудовиков».

У солдат отобрали оружие, огородили лагерь колючей проволокой и выводили на работы только под охраной. Вот так «отблагодарили» союзнички русских «спасителей», как их называли еще недавно, когда экспедиционный корпус только прибыл во Францию.

Солдаты, попавшие в группу трудовых рабочих, считались «военнопленными», их обрекли на полуголодное существование, нередко подвергая побоям. Они работали на строительстве дорог, рубили лес, занимались земельными работами.

Иногда их направляли на работы в сельские хозяйства вдовушек или одиноких женщин. Солдат строили в одну шеренгу, и женщины указывали пальцем на какого-нибудь понравившегося им работника. «Положила глаз» на Ивана какая-то женщина в черной шляпке с вуалью.

Иван хотел отказаться, но разводящий погрозил ему кулаком, и он понуро пошел за женщиной, услышав за спиной перешептывание женщин.

Конечно, он не понимал, о чем они шептались, но догадывался.

– Опять мадам Реклю выбрала самого лучшего, – с завистью шептали «обделенные» кумушки.

Мадам Реклю окружила Ивана таким вниманием и заботой, о которых он давным-давно забыл, явно преследуя далеко идущие матримониальные цели.

Уже были известны случаи, когда русские солдаты-трудовики сочетались браком с одинокими француженками и навсегда оставались во Франции.

По-разному сложилась судьба сорока тысяч человек из состава особых бригад, покинувших Россию по приказу командования.

Некоторые остались на чужбине, не решившись по тем или иным причинам вернуться на родину. Другие вернулись, но были ли они счастливы? Одни, вероятно, сожалели о том, что не смогут никогда попасть в родные места. Других ждал бурлящий водоворот истории Советской России. Среди них был и рядовой солдат Иван Потопяк, который, не дожидаясь решения своей судьбы от высшего командования, сбежал из-под стражи вместе с тремя сослуживцами. К побегу они готовились заранее, сушили сухари, заготавливали продукты, раздобыли карту местности. Все это хранилось в тайнике, о котором знали только эти четверо.

Несмотря на надвигающуюся зиму, решили больше не откладывать побег и в ночь на 24 ноября 1918 года, спеленав охранника, четверка беглецов устремилась в неизвестность. Они не знали тогда, что Первая мировая война закончилась победой Антанты, отмеченной парадами войск во многих городах и даже во Владивостоке, а на просторах России вовсю полыхала Гражданская война.

Как писал впоследствии Потопяк в своей автобиографии:

«…я с другими товарищами сбежал через Сербию в Румынию и под видом военнопленных мы пробрались в Украину, Москву и на ДВК (Дальневосточный край)».

Одиссея Потопяка длилась ни мало ни много, а еще почти полгода. Вспоминая это время, Иван удивлялся, как он и его товарищи пережили этот переход через несколько государств. Хотя по дорогам стран – участниц войны бродили тысячи неприкаянных, как и они, бывших солдат разных армий и народов.

Иван побывал и в тифозных бараках, сгорая от сыпного тифа, и в чистом поле, скрученный малярией. Выздоравливающие по тифозному бараку соседи спрашивали его:

– Что это за «дуга большого круга», про которую ты в бреду вспоминал?

Иван отшучивался:

– Если болячка скрутит в дугу, еще и не об этом заговоришь…

И вот он идет по центральной улице Антоновки, направляясь к дому Зозули, впитывая всем своим существом весенний таежный воздух. На реке вот-вот должен начаться ледоход, снег почти сошел, полыхали багрянцем заросли багульника, в проталинах желтели подснежники.

Иван поднял глаза и увидел в воротах Ксению, а рядом с ней уцепившись двумя руками за юбку, стояла девочка лет пяти.

– Где же ты был, Ваня? – выдохнула Ксения извечный вопрос, который женщины всего мира испокон века задают своим непутевым мужьям.

– Потом, потом, Ксеня, – шептал, припав к ней Иван, вдыхая полузабытый запах ее волос.