Анри Кок - Последние из Валуа

Ни один из пажей, состоявший на той или иной службе в Лувре – ни один, за исключением, разве что Урбана д'Аджасета – не подозревал, что близнецы являются доносчиками.

Однако же с тех пор как они появились в Лувре, там стали происходить странные вещи. То собаку, принадлежащую королю или одному из принцев, найдут мертвой или агонизирующей в укромном уголке сада, причем агонизирующей или мертвой при необычных обстоятельствах: со сломанными лапами, к примеру, или выдавленными глазами, то вдруг обнаружится лошадь с отрезанным ухом или языком.

У королевы Елизаветы имелся птичник, состоявший, главным образом, из иноземных и редких птиц, так вот, однажды сторож этого птичника прибежал в отчаянии доложить молодой королеве, что ночью кто-то передушил самых красивых птиц и сломал клюв остальным.

Милые детки, не правда ли? Что вы хотите! Придя в этот мир с дурными инстинктами, они подчинялись своей природе. Они льстили, ожидая развлечений. Не имея возможности причинять вред людям, они измывались над скотиной.

Вот и в тот день, о котором идет речь, Марио и Паоло спустились в сад, чтобы найти увеселение себе по душе, то есть чтобы помучить или убить какое-нибудь безобидное животное, случайно попавшееся им под ноги, когда неподалеку от вышеуказанной лужайки заметили маленького мальчика, остановившегося у высоких качелей.

Этот малыш был сыном дворцового садовника. Звали его Серве, и было ему то ли четыре, то ли пять лет. Серве всегда был любезен и приветлив, за что все в замке его любили.

– Гляди-ка! Серве! – промолвил Паоло. – Что ты тут делаешь, Серве?

Мальчуган указал пальцем на качели.

– А, тебе хочется покачаться, – сказал Марио, – но в силу своего маленького роста ты не можешь забраться на доску? Понятно… Хочешь, я тебя подсажу?

– Да, – ответил Серве. – Хочу.

– Но ты сможешь там удержаться?

– Да! Да! Смогу, смогу!

– Вы только посмотрите! Каков смельчак!

Марио усадил ребенка на доску и придал той легкое колебательное движение.

Серве был в восторге. Он издавал крики радости.

– По-моему, – сказал Паоло, которому эта радость немедленно внушила дурную мысль, – на этих качелях можно взлетать до самого неба, малыш, и вполне безопасно. Хочешь я тебя раскачаю как следует?

– До самого неба! – повторил Серве. – Хочу!

– Ну что ж, подожди. Мы привяжем тебя к этой дощечке, чтобы ты не упал, у затем раскачаем как следует, вот увидишь! Дай-ка мне твой платок, Марио.

Марио уже понял, что задумал брат – что приходило в голову одному из близнецов, тотчас же приходило в голову и другому. В один миг малыш оказался крепко-накрепко привязанным к доске.

– Вот так! – сказал Паоло. – Главное – не отпускай руки!

– Нет-нет! – воскликнул Серве. – Не отпущу!

Близнецы стали друг напротив друга по обе стороны от качелей и начали их раскачивать, с каждой секундой – все сильнее и сильнее.

Поначалу эта игра мальчугану нравилась; он громко смеялся каждый раз, как взлетал в воздух. Но когда, раскаченные до предела, качели достигли верхушки самых высоких веток, смех его сделался нервным, конвульсивным.

– Хватит! Хватит! – прокричал он.

Хватит! Ну уж нет! Марио и Паоло наплевать было на крики Серве – они качали малыша не для его, а для своего удовольствия. А их удовольствие заключалось в том, чтобы превратить его веселье в страх. Что и случилось.

– Хватит! Хватит! – повторил Серве.

Но качели не замедляли, а лишь ускоряли свой ход и, растерявшись, мальчуган вдруг выпустил веревку из рук, и тело его откинулось назад. К счастью, он был привязан к доске и не упал, но, болтаясь головой вниз, определенно рисковал получить кровоизлияние в мозг. Уже и стоны его почти прекратились.

Тем временем Марио и Паоло, увлекшись своей жестокой игрой, смеялись как безумные и продолжали раскачивать качели. В этот-то момент и появился Пациано. Марио и Паоло его увидели, но не остановились – старика они не боялись.

Но тут из кустов на другой стороне лужайки вышла другая персона – которую они не видели – и едва ли не бегом направилась к ним. Женщина в крестьянских одеждах – Дениза Понтуа, жена садовника, мать Севре.

Внезапно, почти одновременно, Марио и Паоло почувствовали, как в руки впились пять пальцев.

Опять же почти одновременно, отброшенные по сторонам с нечеловеческой силой, они попадали на газон, да так, что их физиономии едва не впечатались в землю.

Прежде чем они поднялись, Дениза Понтуа остановила качели, разорвала носовые платки, которыми был привязан к дощечке ее сын, и поспешно взяла Севре на руки. И, прижимая мальчугана к груди, покрывая поцелуями его вздувшееся багровое лицо, она проворчала:

– Как вам не стыдно, господа пажи! Да вы едва не убили моего сына! Только попробуйте его еще хоть пальцем тронуть!..

Паоло и Марио наконец встали на ноги и, бледные от злости, бросали на крестьянку гневные взгляды. Но если они в этот момент напоминали тигра и змею, то Дениза Понтуа была сама львица… А не бывает такого, чтобы львица испугалась змею или тигра. Да и они не были столь глупыми, чтобы позволить кому-то захватить их врасплох, да еще на месте их злодеяния. С этой точки зрения, самым благоразумным для них выходом было извиниться.

– Да вы что, женщина, с ума сошли? – воскликнул Паоло. – С чего вы взяли, что мы хотели причинить вред этому мальчугану?

– Мы с ним просто играли, вот и все! – добавил Марио.

– Играли!.. Еще минута – и он был бы уже не жилец!

– Разве это наша вина, что он отпустил веревку?

– Мы думали, что, закинув руки назад, он просто забавляется.

– Да уж, забавляется… ревя во весь голос! Я была в другом конце сада – и то его услышала! Бедный малыш!

Мальчуган постепенно приходил в себя; он улыбнулся матери. Пациано счел, что настал момент ему вмешаться.

– Эти господа поступили необдуманно, – промолвил он, – но это очевидно, что он не имели дурных намерений. И в любом случае, Дениза, вам не стоило быть с ними такой резкой. Если бы главный оруженосец госпожи Елизаветы увидел, как вы толкаете ее пажей, вас уже сегодня выгнали бы из Лувра… вас и вашего мужа.

Дениза Понтуа повесила голову. Теперь, когда гнев ее прошел, она готова была прислушаться к голосу разума – все-таки место садовника в Лувре считалось весьма прибыльным.

– Ну да ладно, – сказал Пациано. – Попросите прощения у этих господ, которые, как я вижу, и сами расстроены тем, что доставили вам огорчения, и покончим на том.

Жена садовника поклонилась близнецам.

– Простите меня, господа, – сказала она. – Серве, дорогой, поцелуй этих господ.

– Не нужно! – ответил Паоло, остановив пренебрежительным жестом мальчугана, который, не тая злобы, уже готов был расцеловать тех, кто едва его не убили. – Марио, дай что-нибудь этому малышу, и пойдем.