Анри Кок - Последние из Валуа

– Господин шевалье…

– Вы глупец, господин Барбеко. Всего за пять минут этой ночью я узнал об этом верном деле больше, чем вы, возможно, за целый месяц. Можете вы мне сказать, сколь многочисленна охрана маркиза Альбрицци?

– Нет, господин шевалье.

– Так вот: я сам вам это скажу. Она состоит из тридцати хорошо вооруженных людей, тридцати, слышите, которыми командует некий оруженосец, то есть всего их тридцать один человек. И на столь охраняемый особняк вы намеревались напасть с семью-восемью крепкими , как вы говорите, парнями… у каждого из которых чего-нибудь не хватает?

– Господин шевалье, вероятно, действительно осведомлены лучше, чем я. Я и не знал…

– И это незнание, сударь, ваша вина! Ваша огромная вина! Что-то планируя, вы должны досконально выяснить все, что относится к этому плану! Да уж, хороши бы мы были, если бы положились в этом деле на вас и ваши сведения!

– Господин шевалье…

– Довольно!.. Ступайте выпейте что-нибудь внизу, пока я одеваюсь. А потом мы прогуляемся до особняка д'Аджасета, произведем, так сказать, разведку… И впредь, Барбеко, будьте более рассудительны!

– Господин шевалье может быть уверен, что этот урок пойдет мне впрок. Я принимаю его со всей возможной смиренностью – в чем господин шевалье и сам может убедиться, – поздравляя себя с тем, что мне повезло выполнять приказы командира, чей блестящий ум способен исправить все мои глупости.

– Хорошо-хорошо. Ступай уже… Если голоден, попроси, чтобы к вину тебе дали кусок пирога; там должно было еще остаться.

Так, грубо польстив командиру, господин Барбеко получил кусок пирога.

Опять же, прав был Лафонтен: «всякий льстец кормится от тех, кто его слушает» [33] Жан де Лафонтен «Ворон и лис». .

Сент-Эгрев приказал, чтобы Ла Кошу позволили как следует выспаться – тот еще так и не протрезвел.

Шевалье знал своего капитана: если уж тот пил, то упивался вусмерть!

Был уже час дня, когда Сент-Эгрев вышел с Барбеко, сказав Марго:

– Вернусь часам к четырем. Скажи Ла Кошу, чтобы меня дождался.

Командир Остатков дьявола и его заместитель не прошли по улице и двадцати метров, как первый, обращаясь ко второму, резко бросил:

– А как же мой приказ, Барбеко?

– Приказ? – переспросил тот, вытаращив глаза.

– Да. Ваш носовой платок.

– Мой носовой платок?..

– Ну да, черт побери! Или вы, мой дорогой, окончательно потеряли память за тот месяц, что мы не виделись?

– Ах! Простите, простите, господин шевалье, совсем из головы вылетело!..

Этот приказ, о котором столь живо напомнил Сент-Эгрев аргулету, заключался для последнего в том, что, выходя в город днем, он должен был постоянно придерживать платок у носа… или скорее у того места, где никогда был его нос.

Мера столь же благоразумная для самого Барбеко, столь гуманная для жителей Парижа, чьи взгляды, в противном случае, неизбежно привлекало бы отталкивающее уродство Барбеко.

Вы нам скажете, что, в виду отсутствия у него носа, было довольно странно, что господин Барбеко имел при себе носовые платки… Мы же вам ответим, что именно для того, чтобы использовать их указанным выше способом, бывший аргулет их при себе и имел.

Короче говоря, приказ был исполнен: господин Барбеко извлек из кармана полоску некогда белой ткани и закрепил ее на лице.

– Возможно, все-таки есть один способ пробраться в особняк этого маркиза Альбрицци, – сказал Сент-Эгрев.

– Вот как! – промолвил аргулет.

– Один солдат из охраны этого сеньора навещает у Марго мадемуазель Манон. Он к ней вернется. Будем надеяться, что за хорошие деньги он согласится провести нас в дом в отсутствие там его хозяев.

– А что, это мысль!

– Но стоит ли игра свеч? Вот о чем я себя спрашиваю! Идти туда толпой – невозможно; вдвоем или втроем – опасно. Если нас схватят, то разорвут на части… Нужно будет обмозговать все с Ла Кошем; он плохого совета не даст.

Переговариваясь таким образом, Сент-Эгрев и Барбеко дошли до улицы Святых Августинцев.

Особняк д'Аджасета возвышался в самой середине этой улицы.

Прекрасный особняк между двором и садом, как и большинство богатых жилищ того времени.

Двор, очень просторный, выходил на улицу массивной дверью, обитой железом, которая вдавалась в высокую стену, слева и справа примыкая к двум павильонам без внешних окон.

– Гм! Гм! – пробормотал шевалье, остановившись на противоположной стороне улицы, дабы взглянуть на дом. – Самим нам туда никогда не пробраться!.. Ни тебе какой-нибудь покосившейся калитки, ни тебе самого маленького оконца!

– А что, если через сад? – предложил Барбеко.

– Через сад… Но куда выходит сад?

– На улицу Платрери.

– А стены, что его окружают, высокие?

– Не очень. И потом, с лестницей…

– Пойдем-ка взглянем на них.

– Ай!.. Что за тупица наступил мне на ногу?

Это оказался обычный человек из народа, рабочий-кузнец, с лицом и руками черными, как очаг печи, которого Барбеко окликнул так в тот самый момент, когда вышеупомянутый кузнец столкнулся с ним, переходя улицу в направлении дома д'Аджасета.

– Простите, милый человек! – отвечал рабочий охрипшим голосом.

– Простите! – проворчал Барбеко. – Самое время просить прощения, негодяй, теперь, когда ты мне ногу отдавил!..

– Ты ведь не собираешься, – вполголоса сказал Сент-Эгрев, увлекая аргулета в сторону, – искать с этим человеком ссоры только потому, что он нечаянно задел твою ногу?

– Задел!.. Вы слишком снисходительны, господин шевалье! Да я ступить на нее не могу!

– Я и не знал, что ты такой неженка, Барбеко!

– Но что он делал позади нас, у дорожного знака, этот придурок?

– Вот сам у него это и спроси.

– Глядите-ка… Он входит в дом!

– Почему бы ему туда и не войти, если в нем там нуждаются?.. Ты идешь?

– Иду, иду, господин шевалье. Разве я виноват, черт возьми, что этот мерзавец меня поранил? Держу пари, что у меня на пятке кожа содрана.

Едва за ним затворилась обитая железом дверь, кузнец стрелой метнулся к одному из боковых павильонов, у входа в который стояли двое мужчин – Скарпаньино и доверенный слуга маркиза Альбрицци, Пьетро.

– Тревога, господа, тревога!

– Вы его видели? – спросил Скарпаньино.

– Да; он со своим заместителем Барбеко, худым дылдой, у которого лицо прикрыто платком.

– В какую сторону они направились?

– Направо, к улице Платрери.

– Хорошо! Вы с нами?

– Сию минуту! Обо мне не беспокойтесь! Раз уж я его нашел, уже не потеряю!

Тут следует сказать, что рабочим-кузнецом был не кто иной, как наш друг Тартаро.

Пока он поспешно переоблачался, вымыв руки и лицо, в одежды рыбака, или, точнее сказать, производителя рыболовных вершей – такой костюм казался ему сейчас более уместным, – Скарпаньино и Пьетро, также одетые проще некуда, побежали, в соответствии с указаниями гасконца, по следам Сент-Эгрева и Барбеко.