Владимир Валуцкий - Три Ярославны

— Видно, очень важное твоё дело, если ты насмерть загнал коня.

Вальгард говорит:

— Важнее нет дела, ибо вся Норвегия от юга до севера восстала против Свейна.

— Праведное дело, — говорит Ярислейв.

Вальгард говорит:

— И никто не может сомневаться в его праведности, ибо все видели огненные столбы и радугу, вставшие над могилой Карла и Бьёрна, убитых Свейном.

— Царствие им небесное, — говорит Ярислейв и крестится.

Вальгард говорит:

— Есть у нас теперь корабли, и воины, и оружие, но некому встать над нами, и от этого начались раздоры между ярлами.

— Это плохо, — говорит конунг.

Вальгард говорит:

— Мало будет проку в нашей силе, если не будет над нами Харальда, брата Олава-конунга.

Конунг вздохнул и говорит:

— Харальд, Харальд. Сами давно от него вестей не имеем.

И тут Рагнар, находящийся, как всегда, неотлучно при конунге, говорит:

— Будь милостив, княже, и не взыщи, что не решился сказать тебе раньше, — слишком уж горька весть.

— Говори, — велит конунг.

Рагнар говорит:

— Нет Харальда в живых.

Тут громко вскрикнула Ингигерд, а Рагнар продолжает:

— Армянские купцы привезли эту весть из Царьграда. Харальд бежал из темницы, но воины Калафата настигли его. Он один бился против сотни, и сорок человек остались там лежать, а Харальд — сорок первым. Вот платок, обагрённый его кровью. Купцы его выкупили у греков, чтобы продать варягам за большие деньги.

И Рагнар достаёт платок, взятый у Чудина, и отдаёт конунгу.

Конунг говорит:

— Это платок Елизаветы. Настоящим воином был Харальд. Велика потеря.

Вальгард-ярл в великой печали говорит:

— Не было большей потери в Норвегии со смерти Олава, и не будет большей радости для Свейна.

Ингигерд говорит:

— Иссякло моё терпение, князь. Если и теперь не пошлёшь войско на Свейна, не будешь мне мужем, а я тебе женой!

— Куда ты от меня, матушка, денешься, в наши-то годы? — говорит конунг, а про войско ей ничего не ответил.

Зато Илларион, пресвитер, молвил об этом так:

— Сказано: на чужом пастбище разумный не пасёт овец своих.

Тогда Рагнар говорит:

— Позволь сказать, княже.

Конунг ему разрешает. Рагнар упал на колени и говорит:

— Благослови, княже, ехать в Норвегию и встать над людьми, верными Харальду!

Все дивятся такой гордыне Рагнара. А Ярислейв нахмурился и говорит:

— Не много ли берёшь на себя, Рагнар?

— Харальд мне был первым другом, — говорит Рагнар.

Конунг отвечает:

— Дружба — не чин, не знатен ты родом для такого святого дела.

Рагнар говорит:

— Тебе ведомо, что законный наследник Олава теперь Магнус. Да, мал он и неразумен, но меня всегда слушал, это подтвердит любой.

— Я подтверждаю, — говорит Ингигерд, а Рагнар продолжает:

— Именем и памятью Харальда будем вершить все дела, платок же с его святой кровью будет нашей хоругвью, а твоё, князь, благословение — великой порукой.

Ингигерд говорит:

— Есть толк в речах Рагнара. Кто больше из варягов доказал свою преданность нам?

Ярислейв подумал, посмотрел на Рагнара, стоящего перед ним на коленях со склонённой головой, и говорит:

— Что ж, если не пастух пасёт стадо, пасёт подпасок. Мне ты служил верно. Коли так и своей земле послужишь — собирайся в дорогу, Рагнар.

В большой печали плачет Эллисив у себя в светлице. К ней входит Ярислейв-конунг и садится рядом, хочет утешить и гладит по голове.

— О немилом, — говорит Ярислейв, — таких слёз не льют.

Эллисив говорит:

— Моя вина. От ума, а не от сердца послала платок, вот он и принёс Харальду смерть.

Конунг говорит:

— Вины твоей нет. Сердцу не прикажешь.

— Да как быть, — говорит Эллисив, — когда сердце само приказывает?

— Что же оно тебе говорит? — спрашивает Ярислейв.

— То, что я раньше в нём расслышать не хотела... Растопила мне сердце печаль, вот и катится оно слезами...

Ярислейв-конунг видит, что горе дочери и вправду неутешно, и он говорит:

— Выплачь своё горе, а я тебе мешать не буду.

Он обнял дочь и тихо вышел из светлицы. А Эллисив бросается к образу святой Богородицы и в слезах обращается к ней:

— Святая Богородица, Дева Мария, заступница, услышь меня, девчонку неразумную! Горда я и строптива, да ты мудрее меня и великодушней. Скажи, разве справедливо это: немилый милым стал, а миловать некого! Яви, Богородица, милосердие своё! Ведь неправда это, неправда — жив Харальд! Ведь жив?..

И смотрит Эллисив на святую икону, как будто ждёт ответа. И Дева Мария ничего ей не отвечает.

кажем теперь о Харальде, что однажды он просыпается среди ночи у себя в темнице от шума и криков. Он подходит к окну и видит в саду множество факелов и бегущих людей. И нельзя понять, куда они бегут, потому что одни бегут туда, а другие обратно, и в этом нет никакого порядка.

Тогда Харальд видит, что дверь не заперта, и открывает её. И спотыкается о тело синего человека, лежащего с мечом в груди. И рядом лежат двое воинов, уже мёртвые. Синий же человек шевельнулся, и Харальд понял, что он ещё жив.

Тогда он наклоняется над ним и освобождает от меча, а человек говорит:

— Спасибо, Харальд.

Харальд удивился, услышав его голос, и спрашивает:

— Разве ты не немой?

Человек отвечает:

— Я раб с рождения, и мой удел был молчать до самой смерти. Но вот она пришла.

— Ты много сделал для меня, — говорит Харальд. — Скажи, кто послал твоих убийц, чтобы я мог отомстить.

Человек говорит:

— Василевс велел взять Зою под стражу, обвинив в заговоре. Эти люди шли убить тебя. Спеши, Харальд, пока не пришли другие.

Так успел он сказать и умер.

Тогда Харальд видит, что надо и вправду уносить ноги. И, взяв меч, идёт искать выход.

Скоро он его находит, потому что люди, шедшие к нему, не запирали за собой дверей, и оказывается на улице, заполненной людьми. И все, от знати до простолюдинов, бегут с факелами к воротам дворца, крича:

— Верните нам Зою, госпожу царства и законную наследницу престола! Смерть безродному Калафату-конопатчику!

Вместе с толпой Харальд оказывается у ворот и видит здесь настоящую осаду. Со стены над воротами летят в толпу камни и стрелы, и несколько убитых лежат перед воротами, поэтому толпа не решается подойти ближе, а только неистово ревёт.

И тут Харальда видит Ульв, находящийся позади толпы с варяжскими воинами, и они радостно встречаются, и Ульв говорит:

— Ты велел пропустить людей к дворцу, мы это исполнили. А больше ты ничего не писал, и что дальше делать, мы не знаем.