Николай Коняев - Ревизия командора Беринга

Захлопнулась дверь за счастливчиком.

Тёплый сентябрьский день был. Деревья в золотом убранстве стояли, и оттого особенно солнечным день казался. Всё золотистым светом залито. Только дверь в губернскую канцелярию, захлопнувшаяся за Митенькой, чернела в солнечном празднике.

Поговорили братья об Овцыне, вспоминая его проделки в Морской академии. Вот уж о ком бы не подумал никто, что он первым будет. Но это он стал первым. Всех сумел обойти! Значит, за мечтательностью и легкомысленностью Митеньки самого главного в нём они не разглядели. Улыбались братья этой своей мысли, радуясь за Овцына.

Час прошёл. Не выходил из канцелярии Митенька.

Не нервничали братья. Понимали, что всякому, небось, с героем поговорить хочется. Начальству тоже.

Ещё полчаса прошло.

— Я схожу, узнаю, скоро ли он... — решительно сказал Харитон и шагнул к чёрной двери.

В канцелярии непонятное происходило.

Испуганно жались друг к другу писаря. Настороженно смотрели они на вошедшего Лаптева. Овцына не видно было.

У дверей одной из комнат с примкнутыми штыками застыли солдаты. Дверь открылась, и из неё знакомый Харитону пожилой офицер вышел. В руках пакет. Глаза отчуждённые. Строго взглянул на Лаптева.

— Что вам здесь, господин лейтенант, надобно? — спросил.

Всё понял Харитон. Уже смотрели так на него, когда привезли их из Франции в Россию... Тоже вошёл тогда офицер, что-то сказал весёлому сержанту, встречавшему пленников, и сразу чужим стало лицо сержанта.

— Бумагу надо выправить... — осторожно сказал Харитон.

Чуть помягчели глаза офицера, узнавая Лаптева.

— Прошу вас, господин лейтенант, — сказал он, — зайдите завтра. Очень прошу...

И чуть сжал локоть Харитона, как бы извиняясь. Взглянув на конверт, прочитал Лаптев надпись: «Его сиятельству графу Головину, президенту Адмиралтейств-коллегии».

Чуть заметно кивнул пожилой офицер, перехватив взгляд Харитона.

— Прошу вас, лейтенант... — повторил он.

— Скоро Митенька освободится? — вопросом встретил брата на улице Дмитрий.

— Пошли! — не объясняя ничего, сказал Харитон. — Не надо никого ждать.

Ничего не понял Дмитрий, но пошёл следом за братом. Только раз и оглянулся назад...

А к вечеру поползли по Тобольску слухи, что схвачен опасный злоумышленник. Всё лето шло в Тобольске следствие о заговоре Долгоруковых, но главного злоумышленника задержать не удавалось. Скрывался где-то на северах. Прятался от агентов Тайной канцелярии среди тамошних льдов... А теперь решил пробраться в Россию и объявился в Тобольске. Слава Богу, не растерялся канцелярист, когда подорожную его увидел. Задержал злодея. Сейчас он в Тайной канцелярии, не уйдёт теперь, не спрячется...

— Харитон! — кинулся к брату услышавший эту новость Дмитрий Лаптев. — Надобно пойти... Рассказать... Выручать Митеньку надобно.

— Сядь! — не глядя на брата, ответил Харитон. — Никуда ходить не надобно. — И добавил не очень уверенно: — Небось сами разберутся в Тайной канцелярии...

С Овцыным собирались отпраздновать братья встречу... Вот и отпраздновали. Сидели на крутом берегу Тобола и пили водку. Вместо Овцына пожилой офицер, который арестовывал Митеньку, с братьями сидел.

Когда уже порядочно выпито было, рассказал, что просил лейтенант по назначению пакет в Адмиралтейств-коллегию переправить... Там — отчёты экспедиционные, карты... Что теперь делать? Как быть? То ли в Тайную канцелярию сдать, то ли в Адмиралтейств-коллегию, как Овцын просил. Такое горе, как же не уважить?

— Великий подвиг лейтенант Овцын совершил... — сказал Дмитрий Лаптев. — Через такие льды непроходимые из Оби в Енисей прорвался... Как можно, господин офицер, подвиг сей в Тайной канцелярии схоронить? Этот отчёт не Овцыну надобен, всей России.

— Кто знает, чего ей, России, надобно... — вздохнул офицер. — Годов восемь назад, я ещё только начинал службу здесь, сидели мы, как с вами, на берегу с казачьим головой Афанасием Федотовичем Ч1естаковым... Тоже говорили, чего России надобно... Где он сейчас, Афанасий Федотович... Слух такой был, что от чукоч немирных погиб...

— Погиб... — сказал Дмитрий. — Верный слух то.

— Я тоже так и думал... Коли не погиб, обязательно объявился бы. Жалко... Крепкий человек был. До ста лет такие живут...

Он выпил водки и повернулся к Дмитрию.

— России, говоришь, надобно... — слезливо сказал он. — А я тут, пока служу, за эти десять годов такого насмотрелся, что уже и не знаю, чего надо... Везут и везут народ. И генералов в Сибирь везут, и князьёв, и графов... Простого народа тоже добро бывает. А то дак назад начинают везти... И ничего не знаешь, кого и куда завтра повезут... А то бывает, что у человека и имя переменят, чтобы никогда уже не сыскать...

— Нам это ни к чему знать... — прервал его Харитон. — У нас дело простое — корабли водить.

— Оно верно... — опомнился офицер. — Меньше знаешь, и душа меньше болит. Это уж у меня участь такая...

— Вы об Афанасии Федотыче Шестакове вспомнили... — стараясь перевести разговор в безопасное русло, сказал Дмитрий. — Смелый, видать, человек был?

— Смелый... — ответил офицер. — А тоже до того в Тобольске досидел, что выть по ночам стал.

— Как это?!

— А так... Выйдет сюда, на берег, со штурманом своим... Гансом его, кажись, звали... И воют вдвоём...

— Я бы тоже сейчас повыл маленько... — сказал, криво усмехаясь, Харитон.

В шутку хотел сказать, только не получилась шутка. Уже стемнело совсем. С высокого берега всё небо, изукрашенное яркими звёздами, видать. Поблескивала внизу тёмная гладь воды... И рядом с широтой речною, с небесною бесконечностью совсем муторно на душе становилось. Впрямь — завыть хотелось...

Когда канцелярист взглянул на подорожную, протянутую Овцыным, глаза его выпучились, а рот раскрылся. Так, с раскрытым ртом, и поднялся канцелярист из-за стола...

— В чём дело? — обеспокоенно спросил Овцын.

— Од-дну минуточку... — выдавил из себя канцелярист и, пятясь, исчез в соседней комнате.

Овцын пожал плечами. Задумчиво прошёл к окну... Задержался тут... Под деревьями у входа в канцелярию, в новых зелёных кафтанах с алыми обшлагами, стояли лейтенанты Лаптевы... Овцын побарабанил пальцами по стеклу, чтобы привлечь их внимание, но с шумом распахнулась сзади дверь и раздались тяжёлые шаги. Овцын обернулся. С направленными на Овцына штыками стояли солдаты.

— Вашу шпагу, лейтенант! — потребовал у Овцына пожилой офицер.

— В чём дело?!

— Вы арестованы!

— За что?!

— Вам всё объяснят! — сказал офицер.

Ничего не понимая, Овцын оглянул настороженные лица солдат, успел заметить мелькнувшего в проёме двери канцеляриста, который всё ещё не закрыл рот, потом непослушными пальцами начал отстёгивать шпагу.