Николай Коняев - Ревизия командора Беринга

Пока же он послал приказ Лаптеву и Челюскину возвращаться в Якутск. Два года, отведённых инструкцией для исследования, кончились.

«Будут пытаться пройти в это лето... — рассуждал он. — Хорошо, коли пройдут. А если не пройдут? А ежели погибнут во льдах? С кого тогда взыщется? С нас и взыщется, что без указа разрешили плавать...»

Отряды вернулись в Якутск. Беринг послал Дмитрия Лаптева в Петербург, чтобы он лично убедил Адмиралтейств-коллегию в невозможности исполнения инструкции.

Случилось всё это летом 1737 года, когда впервые за последние двадцать лет льды отошли от берега...

Но ни Беринг, ни Дмитрий Яковлевич Лаптев не знали этого.

Лейтенант Дмитрий Лаптев ехал в Петербург, чтобы свидетельствами собственного опыта опровергнуть свидетельства казака Семёна Дежнёва, сто лет назад совершившего то, что не мог совершить он сам.

Кроме того, призывали Дмитрия в Петербург и семейные дела. Ещё когда пытался он пробиться сквозь непроходимые льды на восток, дошли из Петербурга смутные слухи, что сидит в тюрьме, дожидаясь казни за измену Отечеству и государыне императрице, его двоюродный браг Харитон.

Этого не могло быть! Не мог весёлый и отчаянный Харитон совершить измены! Дмитрий готов был кричать об этом во весь голос, но среди холодных ледяных торосов застревали слова, замерзали над бескрайней тундрой... Надобно было ехать в Петербург, чтобы там хлопотать, вытаскивая из тюрьмы брата. Об этом Дмитрий Лаптев не говорил никому, но и об этом он думал, записывая решение консилиума офицеров дубель-шлюпки «Иркуцк»: «И на предбудущий 1737 год на море не выходить, понеже к проходу до реки Колымы и до Камчатки, по всем обстоятельствам, ныне и впредь нет никакой надежды...»

И вот теперь Дмитрий прибыл в Петербург...

Однако Харитона он нашёл не в тюрьме... Живым и здоровым был брат и командовал сейчас придворной яхтой «Декроне». И семьёй обзавёлся Харитон. Красавица супруга вынесла показать своего первенца.

Улыбался, глядя на пускающего пузыри племянника, Дмитрий. Дал ребёнку поиграть своим пальцем. И сам не мог понять, отчего так грустно, почему кошки скребут на душе...

Потом, когда унесла невестка ребёнка, разговаривал с братом о его злоключениях.

История была невероятной... Три года назад объявили войну претенденту на польский престол Станиславу Лещинскому. Русский флот вышел тогда в море для осады Гданьска... Фрегату «Митау», на котором служил мичманом Харитон, поручили осмотреть рейд. Задача была не слишком сложная, и «Митау» справился бы с ней, но адмирал Гордон запамятовал указать в ордере, что французские корабли — Франция поддерживала Лещинского — являются неприятельскими, и командир «Митау», француз по национальности, не только не ретировался от французской эскадры, но и обрадовался встрече с земляками...

«Митау» был взят в плен без боя, и все офицеры и матросы увезены во Францию. Потом, когда война закончилась, их вернули в Россию. Здесь все они предстали перед следствием но обвинению в измене...

— Наверное, казнили бы... — сказал Харитон. — Слава Богу, тот ордер, который Гордой «Митау» дал, отыскался... Ну а когда увидели, что нашей вины в сдаче фрегата нет, отпустили всех, кто выжил... Два года и просидел всего в тюрьме...

— Не так уж и мало... — посочувствовал брату Дмитрий. — Тем более что без вины...

— Бывает, что и дольше сидят... — сказал Харитон. — И иногда тоже без вины... У тебя-то как дела? Как экспедиция?

Хвастать Дмитрию было нечем.

Первые годы он провёл офицером для особых поручений при Беринге. Помогал Анне Матвеевне фейерверки устраивать в Якутске... И так до смерти надоело это, что, когда пришло известие о гибели Лассиниуса, вытребовал у Беринга назначения в северный отряд.

— Дела хотелось, Харитоша... Де-ла... А там льды стоячие, который уже год ни ветром, ни морем не ломаны...

— В Петербург-то чего приехадчи? — равнодушно спросил Харитон, и равнодушие это сильно огорчило Дмитрия. Хотел он сказать, что ради Харитона и приехал, но промолчал. Чего говорить, если его помощь не потребовалась...

— Адмиралтейств-коллегию надо как-то убедить, что невозможное дело — в тех льдах плавать... — с досадой сказал он.

— Объяснишь... — не совсем уверенно проговорил Харитон. — Если никто там не может плавать, чего же не объяснить? Сам же говоришь, что покойный Лассиниус тоже не шибко далеко продвинулся... Должны понять это адмиралы наши...

— Может, и поймут... — сказал Дмитрий. — А может, Харитон, и иначе выйти. Такое дело тут, что среди приписанных к экспедиции профессоров согласия пет. Академик Миллер, к примеру, разыскал дежнёвские скаски в архиве, по которым получается, что сто лет назад уже плавали там казаки...

— Как же это удавалось им?

— Откуда я знаю... Капитан-командор Беринг вообще сумлевается, что они плавали...

Внимательно посмотрел Харитон на брата. Потом положил свою руку поверх его руки.

— Не вешай носа, Митя... — сказал, ободряюще улыбаясь. — Чего прежде времени огорчаться? В жизни всяко бывает... А на меня, Митя, ты всегда в надежде будь! Я пособлю тебе, чем сумею.

Отдёрнул свою руку Дмитрий.

— Ты чего? — удивился Харитон.

— Ничего... — ответил Дмитрий.

Трудно было объяснить, что помогать приехал, Харитона вытаскивать из беды... Ещё труднее было привыкнуть к мысли, что Харитон вместо этого сам предлагает помощь. И не в насмешку, а от чистого сердца. Это хорошо, конечно, только очень досадно. С трудом переборол раздражение Дмитрий.

— Ты не понял ничего, Харитон... — сказал он. — Это капитан-командор сумлевается... А у меня сумлений нет. Я там сам был и знаю твёрдо, что не можно там плавать. Дежнёвские скаски — выдумка... Перепутали что-то казаки...

— Кто знает, Митя... — усмехнулся Харитон. — Может, и перепутали, а может, и нет... Казаки такой народ, что у них и небываемое бывает. Алексей Ильич Чириков рассказывал мне, что Беринг пять годов к плаванию готовился, а потом и двух месяцев не плавал... А казачий голова, Шестаков, кажется, враз в экспедицию с ватагой своей собрался...

— Слышал я про Шестакова этого... — недовольно проговорил Дмитрий и встал. — Быстро собрался, да быстро и голову сложил. И ничего, кроме вреда, от его экспедиции не произошло. Только водку из камчатской травы гнать научились! Ну, все! Рад был тебя, Харитон, в добром здравии видеть. А теперь пойду я...

— Никуда ты не пойдёшь! — решительно объявил Харитон. — Ты у меня, Митя, жить будешь, и не выдумывай. Здесь Петербурх небось... Куды на постой встанешь?

Так и не отпустил никуда. Ничего не оставалось Дмитрию, пришлось покориться. Всего на год старше Харитон был, а всё равно — брат. Старший...

И хорошо, конечно, вместе жить, только получалось, что Дмитрию теперь на два фронта биться приходилось. Днём убеждал чиновников Адмиралтейств-коллегии, что невозможно в тех льдах плавать, а вечером это же втолковывал Харитону.