Александр Бородыня - Крепостной шпион

Откинув полог, Анна вышла из своих саней, быстро поднялась по ступенькам шикарного особняка, дёрнула за шнурок, дверь отворилась, и женщина вошла в дом.

Сани, в которых сидел Одоренков, пролетели мимо особняка и встали. Он расплатился и отпустил извозчика. Быстрым шагом он вернулся назад, подёргал шнурок звонка, толкнул дверь. Дверь оказалась не заперта. Незамеченный, Одоренков проник внутрь.

«Я отомщу ей, — теперь спросил он себя. — Нет, я не могу. Что я могу с ней сделать, с этой проклятой женщиной? Нужно вернуться в казарму, напиться шампанским, завалиться спать. Нужно бросить это дело. Зачем я преследую её? Я не могу больше носить в себе это чувство, не могу. Это невыносимо».

Безмолвный слуга проводил Анну в небольшую комнату во втором этаже и предложил немного подождать. Анну Владиславовну поразил, царивший повсюду в здании, полумрак, а в комнату, обитую тёмно-коричневым штофом, и вовсе не проникал ни один солнечный луч.

Горел бронзовый фонарь, было очень тихо. Анна устроилась в кресле. Молодую женщину охватило волнение. Звонко тикали напольные часы, в отдалении, за плотными портьерами, можно было различить шум города.

Аглая появилась неожиданно. Она вошла через какую-то тайную дверь и вдруг оказалась прямо перед Анной. Анна вздрогнула.

— Боже мой. Зачем всё это? — спросила Анна, пытаясь справиться со своим дрогнувшим голосом, и неожиданным румянцем волнения, заливающим щёки.

— Меня и Виктора ищут, — спокойно сказала Аглая. — Если нас поймают, то закуют в колодки и отправят по этапу в Сибирь. Мы оба теперь государственные изменники.

— А если я выдам вас? — справившись со своим голосом, спросила Анна.

— Я допускаю, но только это не выгодно Вам, Анна Владиславовна.

— Почему же не выгодно?

— Вы, наверное, думаете, что когда палач будет заковывать нас в кандалы, мы сожмём зубы и промолчим? Вы, наверное, думаете, что Ваше двоемужество навсегда останется тайной?

— Думаю, Вам хватит благородства, — в голосе Анны больше не было уверенности.

— Благородства у крепостных людей не бывает, — сказала Аглая. — Благородство это у князей. У нас только простые человеческие чувства и расчёт.

— Вы жена Виктора Александровича, это так?

Анна непроизвольно кивнула.

— Но ведь это не всё. Существует ведь и подлинный отец Вашего ребёнка.

— Я сама не уверена, — парировала быстро Анна. — Нет доказательств.

— Доказательство, как раз, существует. Завещание, оставленное Иваном Кузьмичом, в наших руках. В своём завещании Иван Бурса всё состояние оставляет незаконнорождённому своему сыну Андрею Ивановичу от крепостной девки Анны.

Последние слова Аглая сказала с нажимом и замолчала на минуту.

— Так что, невыгодно Вам нас продавать, — закончила она и посмотрела на Анну Владиславовну.

— Ну, погоди, — растерянно сказал Анна. — Погоди. Зачем же такая жестокость? Мы были с тобой подругами почти, мы столько пережили вместе. В конце концов, чего же ты хочешь от меня? Я что-то должна сделать?

— Да должны, — неожиданно появляясь из той же потайной двери, сказал Виктор. Он держал в руках какой-то пакет. — Здесь завещание Ивана Кузьмича, составленное в пользу вашего сына, — продолжал он. — Я до сих пор не получил свободу. Бурса обещал мне вольную, но так и не дал.

— Вы хотите, чтобы наследник Ивана Кузьмича подписал Вам вольную? — с удивлением спросила Анна.

— В моём положении вольная ничего не изменит. Я хочу, чтобы Вы, Анна Владиславовна, ввели в права наследия своего сына, и оформили себе право опекунства.

— Деньги? — удивилась Анна.

— Да. В том же сейфе, где я взял завещание, лежали закладные на земли. Здесь огромная сумма. Мы с Аглаей Ивановной теперь должны навсегда покинуть Россию, и нам бы хотелось реализовать эти бумаги. Вы поможете нам?

— Как? Как я помогу вам? — совсем уже испуганным голосом сказала Анна. — Чтобы ввести Андрея в права наследия я должна буду во всём признаться. Я должна буду обесчестить себя перед светом.

— Думаю, полковник Пашкевич простит тебя, — сказала Аглая. — Уедете в деревню, заживёте там тихою жизнью. Скажи, Анна, зачем тебе это мерзкое общество, зачем?

— Ну так Вы поможете нам или нет? — спросил Виктор.

«Бежать, — подумала Анна. — Как глупо было приходить мне сюда одной. Бежать. Мне не нужен этот пакет, но так просто они меня не выпустят отсюда».

Взгляд молодой женщины осторожно скользнул по стене. Небольшой серебряный кинжал висел прямо посередине чёрного бордового ковра. Анна отметила витую рукоять.

«Обмануть их. Как? Они не поверят ни одному моему слову.

— Мне нужны эти бумаги, — сказала Анна, как могла сухо. — Не имея на руках завещания, я не смогу ничего никому доказать, и, таким образом, не смогу помочь в вашем деле.

Желая удержать свои подлинные чувства, не выдать себя, Анна Владиславовна схватилась рукой за подлокотник кресла. Пальцы её побелели. Подняв голову, Анна увидела насмешку Аглаи и не выдержала, её прорвало.

— Невозможно быть рабой у каторжника! — крикнула она. — А от каторги вам обоим теперь не уйти! Я отказываюсь помогать вам, делайте со мной что хотите!

Виктор вопросительно посмотрел на Аглаю.

— Иди, — сказала Аглая. — Будет, наверное, много лучше, если бывшие подружки вдвоём посекретничают.

Тайная дверь бесшумно затворилась за спиной Виктора. Аглая присела в кресло, и совершенно сменив голос, попросила:

— Не нужно, Анна Владиславовна, так переживать. Я уверена, мы договоримся. Я люблю Вашего мужа, и я не намерена Вам его уступить.

— Какого мужа? — вспыхнула Анна.

— Виктора Александровича, — сказала Аглая мягко. — Он же первый Ваш муж. Первый и единственно законный. Разве не так?

Вернувшись в свою казарму, два офицера, что сидели в одних санях Семёном Одоренковым, конечно, тотчас принялись рассказывать анекдотец об эксцентричности своего приятеля.

Иногда бывает, маленькие случайные события моментально складываются в мозаический точечный узор. Это выглядит так же невероятно, как пять раз подряд выпавшие три шестёрки при игре в кости. Но так случается.

Анекдот, рассказанный в казарме, был услышан Афанасием Мелковым, а уже через час ту же историю в доме на Конюшенной из уст Афанасия услышал Генрих Пашкевич. Генрих побледнел.

— Что с Вами, друг мой? — спросил присутствовавший тут же Бурса.

— Он ненавидит Анну. Он может совершить с ней всё что угодно, — сказал Пашкевич. — Теперь же нужно вмешаться.

— Почему Вы уверены, что Одоренков погнался именно за Вашей женой?

— Не знаю. Уверен. Я чувствую. Но где же их искать?

Лицо Константина Эммануиловича никак не изменилась, но, мгновенно оценив серьёзность положения, Бурса, с присущей ему трезвостью и последовательностью, сразу же взялся за дело.