Александр Бородыня - Крепостной шпион

Одной рукой зажимая ему рот, а другой сильною, горячею рукой княгиня обняла секретаря и притянула его к себе.

— Молчите. Молчите, Серёжа, молчите, а то я сейчас сама заплачу.

В шестом часу утра, воротившись в особняк на Конюшенной, секретарь был поражён тем, что дом не то, что не спит, а напротив, весь на ногах, будто перед большим приёмом. Слуги двигались проворно, но без шума, и всё пребывало будто в трауре. На простой вопрос Сергея Филипповича «что же происходит?» он получил такой же простой ответ. Ответ состоял из двух частей:

— Похороны гренадера сегодня, Василия Макарова. Так барыня, зачем-то, велела наш дом привести в порядок, будто здесь его хоронить станут, — сообщил один из старших лакеев, а другой добавил:

— Боятся все. Этих двоих, что в подвале Константин Эммануилович всю ночь допрашивал, потом барышня туда спустилась. Все думают, нападение будет. А когда? Где? Никто не знает.

В гостиной секретарь увидел Анну. Анна казалась сосредоточенной. Клавесин был открыт, но она не играла, а только смотрела прямо перед собой на собственные руки и на клавиши. Девушка вздрогнула и повернулась к нему. Глаза сухие колючие.

— Доброе утро, Сергей Филиппович, — сказала она. — Похоже, Вы также не выспались. Пойдите, поспите, голубчик. Я полагаю Ваше присутствие на похоронах совсем не обязательно.

В этот момент откуда-то снизу из глубины подвала раздался душераздирающий вопль.

— Неужели Его превосходительство Константин Эммануилович пытает пленных? — удивился секретарь.

— А что же с ними делать? — пожала плечами Анна. — Что же с ними делать если они только молчат и угрожают? Вы знаете, что мне один из них сказал?

— Что же?

— Он молчал-молчал и вдруг говорит: «Вам, барышня от, моего господина никуда не деться. Поймает он Вас живьём, говорит. Кожу, говорит, спустит до пояса и потешится. А Вы ещё улыбаться будете.

— Но самим-то нам зачем же опускаться до них. Не нужно бы пытать.

— Да я пошутила, — устало сказала Анна, поворачиваясь к двери. — Никто эту нечисть пальцем не тронул. Они сами головой об стену бьются, потому что выйти не могут. Хозяину своему, сатане, служить не могут, вот и переживают.

Поднявшись к себе, секретарь заперся в комнате. Он разделся и собирался забраться в постель, когда в дверь постучали.

Счастье, обрушившееся на Сергея Филипповича этой ночью, нежное сильное чувство к княгине Ольховской, странным образом смешивалось в душе молодого человека с беспокойством, но он слишком устал от переживаний, хотел заснуть, и это теперь было сильнее любых чувств.

— Кто там ещё? — недовольно спросил он.

— Это я, Серёжа, открой, — раздался за дверью голос Бурсы.

Войдя в комнату, Константин Эммануиловича даже не присел, хотя выглядел он далеко не лучшим образом. Всегда здоровый цвет его лица сменился землистой бледностью. Щёки запали, на высоком лбу отчётливо проявились старческие морщины.

— Я должен поехать с Анной на кладбище, — сказал Бурса. — Я тебя прошу, не ложись пока. В доме остаются два этих негодяя. Приедет жандарм, отдай их ему. Тогда и ложись спать. Прошу тебя, Серёжа, больше никому не доверяю в доме. Из рук в руки нужно передать пленников ротмистру Удуеву. Проследи.

— Неужто, Вы думаете, их попробуют освободить? Да кому они, крепостные холуи, нужны? — удивился Сергей Филиппович, с трудом удерживаясь от того, чтобы зевнуть. — Впрочем, я, конечно, выполню Вашу просьбу. Не буду пока ложиться и прослежу за всем.

Метель бушевала всю ночь, но утихла к утру, а потом вообще очистилось. Следующий день выдался ясный, морозный, без ветра.

Анна Владиславовна Покровская больше не плакала. Девушка будто замирала на какие-то краткие мгновения, но даже лёгкая опухлость сошла с её миловидного личика.

Хоронили Василия Макарова очень скромно. Тел его перевезли из помещений казармы, где Макаров скончался, на Митрофаньевское кладбище. Там, в небольшой кладбищенской церкви и состоялась отпевание.

Присутствовали всего три офицера из полка. Но возле могилы всё-таки собралась небольшая толпа. Прежде, чем закрыли крышкою гроб, несколько человек по очереди подошли прощаться.

Анна Владиславовна также шагнула в сторону гроба, но Бурса поймал племянницу за руку:

— Не нужно, Анечка, не хорошо. Кто ты ему?

Глаза девушки болезненно сверкнули.

— Невеста.

Она вырвала руку и прошла к гробу.

Лицо мёртвого Василия оказалось перед нею неожиданно близко. Так близко оказывается только икона, когда приближаешься её поцеловать. И Анна Покровская чуть не упала от испуга.

Алые, как у девушки, губы, тонкие сомкнутые веки, чёрные ресницы, чёрные волосы зачёсаны назад, руки сложены на груди.

Афанасий Мелков стоял рядом. Хотел поддержать Анну, но девушка отвела его руку:

— Не нужно. Я сама.

Нежно, как возлюбленного, Анна Владиславовна поцеловала эти мёртвые губы. Она не плакала.

На гроб положили крышку, вбили гвозди и на верёвках опустили его в мёрзлую узкую могилу. Когда закапали, полковой командир сказал речь, но Анна не слушала. Девушка махнула рукой и прошептала только:

— Оставьте меня.

Медленно побрела к кладбищенским воротам. Она не хотела никого видеть, не хотела ни с кем говорить. Лицо Анны Владиславовны было бледное и сосредоточенное, как на молитве.

Трипольский, во время похорон стоявший без шапки, не решался даже глянуть в сторону девушки. Но теперь повернул голову.

Неприятное предчувствие охватило Андрея Андреевича, когда он проследил взглядом за скорбной медлительной женской фигурой.

— Проследить бы за нею надо, — сказал он, обращаясь к стоящему рядом Афанасию. — Моего общества она теперь не стерпит. Может быть, Анна Владиславовна согласиться на твоё общество, брат.

Афанасий хотел грубо ответить, сказать какую-нибудь колкость, может быть, непристойность даже — присутствие убийцы на похоронах неожиданно сильно раздражило молодого поручика. Несмотря на то, что дуэль была по всем правилам, присутствие «этого» выглядело до крайности неприлично.

Но вместо того, чтобы выругаться, Афанасий с удивлением сообщил, указывая вытянутой рукой:

— Посмотрите-ка, Андрей Андреевич, вон туда, — Афанасий указывал на странную фигуру, движущуюся с другой стороны кладбищенской ограды наперерез Анне. — Что-то мне эта шапка напоминает. Чистый каторжник! Лоб спрятал, клеймёная душа.

У центральных ворот Митрофаньевского кладбища к этому часу собралось около десятка саней и около десятка дорогих карет. Людей на кладбище было много, и не сразу Андрей Трипольский разглядел, куда свернула Анна — в какую-то минуту девушка ускорила шаг, и её фигурка вдруг оказалась далеко за оградой.

— Перед смертью Василий упомянул про клеймёного в шапке, — взволнованно сказал Трипольский. — Он говорил, что Анне Владиславовне угрожает какая-то опасность. Да бегите же Вы! — Трипольский резко обернулся к Афанасию. — Её нужно догнать, здесь опасно. Бегите! — повторил он, и прикусил язык.