Александр Бородыня - Крепостной шпион

— Что с тобой, Михаил Львович, — поинтересовался Бурса, — не в то горло попало?

— Горячо, — побагровев весь, но сдерживая кашель, продавил через горло Растегаев. — Обжёгся.

Полоскальченко гнусно захихикал, но ничего не сказал.

— Ну, пистолеты мы твои посмотрели, — Бурса отодвинул от себя пустуют тарелку, и взял серебряный бокал с вином, — давай посмотрим фехтовальщицу, — он знаком подозвал к себе Виктора. — Никто лучше него не оценит. Я сам так не сумею оценить, как Витька — специалист в этом вопросе, — он толкнул Виктора локтем в живот. — Посмотрим на фехтовальщицу?

Виктор послушно кивнул и принял предложенный Бурсою недопитый бокал, сделал большой глоток. Если б он знал, что предстоит пережить уже в следующую минуту, то любою ценой постарался бы уйти из столовой. Он и представления не имел, что письмо, спрятанное в его внутреннем кармане, так и не будет отправлено в Петербург, а уже через час попадёт в руки адресата.

Он понял всё лишь тогда, когда отворилась дверь и в сопровождении лакея в столовой появилась Аглая. Одетая в серое дорожное платье, девушка сделала несколько шагов и, блеснув очаровательной улыбкой, поправила кокетливо волосы. Она была как никогда хороша. Она ничего не говорила, но дыхание чуть приоткрывало алые губы, а глаза засверкали.

Виктор видел Аглаю такой лишь однажды, там, в Париже, на баррикадах, когда с окровавленной саблей в руке и в развивающихся на ветру широких крестьянских юбках, она готова была отдать жизнь за чужую свободу.

— Хороша-а, — выдохнул Бурса и, вскочив со своего стула, обошёл девушку кругом, разглядывая. — Весьма-а. — Он обернулся к Виктору. — Как считаешь, товар?

Он хлопнул Аглаю ладонью по заду, но та ответила улыбкой.

«Почему она здесь? Почему она принадлежит этому Растегаеву? Как мог благородный человек, столь пекущийся о правилах чести, Андрей Трипольский, продать свою молочную сестру этому ублюдку? Что произошло в Петербурге? — мелькало в голове Виктора. — Это наваждение какое-то, это испытание».

— Симпатичная особа, — брякнул Полоскальченко, втихую наливая себе вина. — Персик.

— Сколько? — спросил Бурса, встав перед девушкой и обращая свой вопрос к Растегаеву. — Сколько ты за неё, бес, хочешь?

— Не продаётся, — Растегаев ещё не оправился после кашля и сидел с багровым надутым лицом, слова давались ему с трудом. — Не продаётся, — повторил он.

— Так зачем же ты мне её сюда притащил?

— Показать только.

— Значит, похвастаться хотел? — ещё раз Иван Кузьмич обошёл Аглаю и, остановившись перед девушкой, приказал: — Рот открой.

Бурса был на полголовы ниже Аглаи и короткий взгляд, обращённый к Виктору, прошёл прямо над плешивой головой. Во взгляде этом было только одно слово: «молчи». Виктор поймал себя на том, что сжимает кулаки и постарался сохранить видимую холодность.

Аглая послушно открыла рот, и коротенький сальный палец Ивана Кузьмича ощупал десны девушки.

— Това-ар! — констатировал Бурса, возвращаясь к столу и наливая себе вина. — Если она и правда на трёх языках болтает… — он выпил, — если она и вправду фехтует, как мушкетёр, то будем считать, Михаил Львович, ты меня сегодня уел.

Грибоядов, в обсуждении участия не принимавший, а занятый до сих пор жареной уткой, вытер губы салфеткой, намотал на короткие свои пальчики поверх перстеньков золотую цепочку и чуть откинувшись на стуле, довольным голосом поинтересовался:

— Коли она фехтует, как мушкетёр, так пусть же и покажет.

— Точно! Шпаги сюда! — закричал Бурса. — Пусть покажет. Витьк, ты как, с колпачками предпочитаешь или против бабы голой сталью рискнёшь.

Принесли две шпаги. Аглая попробовала большим пальцем остриё, щелчком отбросила предложенный защитный колпачок так, что тот, отлетев, ударился в глаз женского портрета и встала против Виктора в боевой позиции. Глаза девушки смеялись.

«Ну что ж, миленький мой, — говорили эти глаза, — поиграем? Давно мы с тобой не играли ни во что».

Виктор хотел надеть колпачок, но Бурса знаком приказал не сделать этого, и пришлось, изображая поединок, быть предельно осторожным.

— А коли она твоего Витьку зарежет, я ответа не держу, — сказал Растегаев, поворачивая стул и усаживаясь чтобы лучше было наблюдать за происходящим. — Не моя идея.

— Коли она такая мастерица, что Витьку зарежет, так я тебе за неё любые деньги дам, — сказал Бурса, устраиваясь поудобнее на стуле. — Только вряд ли. Витька, может, на саблях ничего особенного, но на шпагах силён.

Противники встали в позицию. Играя шпагой левую руку, Аглая приподнимала юбки. Бурса не удержался и хлопнул изо всей силы в ладоши. Шпаги скрестились со звоном.

Виктор сделал вялый выпад и сразу был вынужден отступить под натиском Аглаи. Девушке, конечно, сильно мешала юбка, и она не имела той подвижности, что была у её противника. Виктор, уверенный в себе, в первую минуту боя был невнимателен, но скоро сообразил, что, если не станет защищаться всерьёз, то эта разъярённая кошка может и насмерть заколоть.

Сталь мелькала в воздухе. Аглая, придерживая юбки, действовала своей шпагой будто в настоящем бою, а Виктор всё отступал и отступал. Он упёрся спиной в стену и, увидев прямо перед собой блестящие тонкое жало, не выдержал — краткий порыв ярости овладел им. Виктор пригнулся, прыгнул вперёд, сделал ложный выпад и после поворота нанёс удар в плечо. Аглая даже не застонала, не опустила клинка.

Рёв одобрения разнёсся по столовой. Полоскальченко не удержался и от восторга швырнул свой недопитый серебряный бокал на пол.

— Ну, девка! — закричал, чуть не удушивая себя цепью, Грибоядов. — Ну ты даёшь, девка!

— Хватит! — вдруг оборвал Бурса. — Оружие в ножны! А то, действительно, друг друга заколите. Ишь какие мы горячие-то.

На плече Аглаи расплылось чёрное пятнышко крови, но девушка продолжала улыбаться.

— Я ранил вас, — Виктор приблизился, — простите…

— Пустяк.

— Пустяк не пустяк, — забубнил немного напуганный Растегаев, — а перевязать надо, загноится. Загноиться может. Девушка может умереть.

По приказу Бурсы Виктор увёл Аглаю, чтобы обмыть рану и перевязать. Когда они оказались вдвоём, он не в силах больше сдерживать своих чувств, прошептал:

— Любимая моя.

Притянул девушку к себе и поцеловал. Аглая не сопротивлялась. Губы её послушные и горячие ответили на поцелуй. Она обняла Виктора и прижалась к нему насколько позволила боль от раны.

Спектакль был назначен только на 6:00, но, как и всегда в день премьеры, ещё задолго до начала театр сделался центром всеобщего внимания. Дворовые, проходя мимо, боязливо крестились, а вооружённые наёмники целыми днями расхаживающие вокруг усадьбы, заранее выискивали удобные щели, чтобы хоть глазком посмотреть потешный спектакль.