Александр Бородыня - Крепостной шпион

Оказалось, что Михаил Львович Растегаев кроме интересной девицы привёз на бричке и большой ящик с оружием. После завтрака по его просьбе ящик перенесли и открытым поставили на столе между тарелками.

— Ну ты, брат, меня удивил! — разглядывая инкрустированные перламутром рукоятки и белые тонкие стволы, поблескивающие в солнечных лучах, сказал Бурса. — Это зачем всё?

— Так сам же просил! Разве не помнишь? — отозвался Растегаев. — Прошлым летом, когда я у тебя гостевал, ты французские двуствольные пистолеты заказывал. Забыл, что ли?

— Честно говоря, не припомню. Но всё равно хороший пистолет. Попробовать их, конечно, надо. Ты сам-то пробовал?

— Нет, они совсем новые. Для тебя в подарок купил.

— В подарок!? А я думал продать хочешь.

— Нет, — усмехнулся Растегаев, которому ящик с восемью пистолетами от Лепажа достался вообще бесплатно. — Презент.

Получился хороший повод и после завтрака все впятером пошли в оружейную палату смотреть снаряжение, приготовленное для намеченной уже охоты, а заодно опробовать презент Растегаева.

Покорно следуя позади, Виктор уже не походил более на благородного графа. Когда выходили из столовой, телохранитель хозяина, Прохор, как раз притащил рыжего жирного кота и кинул его прямо в руки Нюрке. Нюрка завизжала, как безумная, и схватила мяукающее и вырывающиеся животное обеими руками и прижала к груди. По опыту она знала, барину всё равно что делать будет. Он в её сторону не посмотрит. Главное, чтобы шуму и визгу побольше.

Визжащую девку с котом бросили в столовой, и теперь по всему дому раздавался истошный кошачий рёв.

Против правил пакгауз был устроен не в отдельном помещении, а прямо в пристройке, плотно примыкающей к левому крылу особняка. От столовой оружейную отделял только один очень длинный коридор.

— Вот как с котом управляется, — следуя за Бурсой и заглядывая в распахнутые шкафы с оружием, оценил Растегаев. — На всю усадьбу слыхать.

— Прошу, прошу, господа, — приглашал Бурса, не обращая внимания на слова гостя. — Вы моей коллекции ещё во всей полноте не видели.

Стоящий на охране арсенала специальный человек, одетый в сильно потёртый и залатанный во многих местах, гусарскую форму с помятым эполетом на левом плече, гремел замками, открывая всё новые и новые шкафы. Он был уже немолод и, несмотря на огромные рыжие усы, совершенно лыс. На ногах у него были, запрещённые в Петербурге, также сильно поношенные, ботфорты, а на перевязи болтался боевой палаш, какими пользуются только кирасиры.

— Кстати, хочу вам представить, — сказал Бурса, жестом указывая на странного гусара. — Подпоручик Зябликов! Прошу любить и жаловать. Он, господа, любого из вас на спор перепьёт. Один может ведёрко водки в три глотка на грудь принять и при этом даже не закусить.

Растегаев отвернулся, сделав вид, что увлечён оружием. Он знал историю гусара и тот был ему неприятен. При штурме Очакова Зябликов струсил, и вместо того, чтобы вести своих солдат вперёд на крепостные стены, как заяц кинулся зигзагом по полю назад. В результате чего солдаты, потеряв своего офицера, спутались и почти все были перебиты. В тот же час Зябликов был арестован и взят под стражу, но долго под замком не пробыл. Струсив в бою, он проявил немалую отвагу и изобретательность при побеге. Заколол двух часовых в спину, потом незамеченный дежурным офицером застрелил его в упор, и был настигнут высланной погоней только через несколько часов. Когда его настигли, Зябликов, стреляя с двух рук ранил ещё одного офицера и убил солдата. Бросил пистолеты и уже в честной схватке зарубил ещё трёх человек. После чего сел на лошадь и исчез.

Как гусар попал в услужение к Бурсе Растегаев мог только догадываться. Но к дому Ивана Кузьмича негодяи вообще притягивались каким-то мистическим способом сами собой, как голодные кошки к открытой миске сметаны.

— Ваше благородие, Иван Кузьмич, а впрямь, не хочешь ли ты девок прикупить? — спрашивал Полоскальченко, заглядывая в воронёный ствол. — Ядрёные девки, 11 штук. Третьего дня зубы им проверял.

— Учёные?

— Да не так. Одни только формы, но, если возьмёшь гуртом, дёшево продам. Возьмёшь?

— Посмотрим… Девку гуртом брать нельзя, всегда сначала оценить нужно. — Иван Бурса был доволен впечатлением, произведённым своим арсеналом на гостей. — Так что ты привози товар, поглядим.

Ружья на специальных полках блестели, поставленные стволами вверх. Тут же хранился и порох. Бессознательно пересчитав уложенные в одном из шкафов тугие мешочки, Растегаев отметил, что, ежели бы сигару, зажжённую сюда теперь, то ни от кота, ни от Нюрки и следа не останется.

Выбрав себе ружья и нагрузив серебряный поднос боеприпасами, вышли и устроились в плетёных креслах на веранде. Изгибаясь от тяжести, поднос притащил с господами Зябликов. Он же заряжал им.

— Я нужен вам ещё? — спросил Виктор, вынимая из ящика, привезённого Растегаевым, французский двуствольный пистолет и подавая его гусару. — Я могу идти?

— Иди, — распорядился Бурса, прицеливаясь в бегущую по двору курицу. — Нет стой! Мишеней принеси. Пусть установят, а то ж куда мы стрелять будем.

Пуля, выпущенная с небольшого расстояния разнесла курицу в куски. В воздух взлетели окровавленные перья.

— Сделаем, — кивнул Виктор и ушёл с веранды.

Господа помещики палили по разбегающимся курам, по мишеням и по кустам до самого обеда. Пистолеты, привезённые Михаилом Львовичем, чрезвычайно понравились Бурсе, и он, отложив другое оружие, палил только из этих пистолетов.

Потом Полоскальченко прищемил себе кресалом палец и так кричал от боли, что испортил всё удовольствие от стрельбы. Пальбу прекратили и пошли все вчетвером обедать.

Но Бурса взял с собой заряженные пистолеты и по дороге в столовую устроил страшный грохот, выпуская заряды прямо в открытые окна. Дворня с визгом разбегалась, и на лице Ивана Кузьмича расплывалось жирная улыбка.

Звуки выстрелов, умноженные эхом больших комнат, достигли слуха Анны Владиславовны. Анна как раз начала завтрак и взяла было в руки чашечку кофе, но отнесла её от губ.

— Это что же там? — спросила Анна, обращаясь к прислуживающей ей Татьяне. — Опять?

— Опять, — вздохнула горничная, неподвижно стоящая возле постели, и вдруг добавила сквозь зубы: — Зверь он. Зверь. — глаза её блеснули от влаги, — зверь он ненасытный. Не уймётся, покуда всех нас не загубит.

— Молчи лучше, — сказала Анна, — ведь услышит, что с тобой сделает?

— Хуже, чем сделал не сделает, — девушка вытерла слёзы.

А Анна всё-таки пригубила кофе.

Ещё стряслось что-то? — слёзы с новой силой полились из глаз Татьяны. — Что?

— Спектакль сегодня играть заставили раньше ставили пьесу «Золотой осел», а теперь… — она всхлипнула, — не могу это паскудство над собой терпеть, не могу.