Станислав Венгловский - Полтава

Запорожцы, тёмные, грязные, с пучками полыни за пазухой и в шароварах — давнее спасение от блох и вшей! — противны сами себе. В тёмном сивушном дурмане горланят отчаянные песни. Поднятая сапогами и широкими шароварами пыль, раздуваемая вихрем, долго висит над табором. Запорожцы хоть на короткое время стараются забыть, кем они стали в шведской неволе.

Но не всем удаётся забыть о шведчине да о своём позоре даже в пьяном угаре.

— Братове! — ноют под возами неудачники, растирая слёзы на чёрных щеках. — Пропали мы навеки!

Обманули нас! Наши хлопы считают нас врагами... Стоило бы Гордиенке голову отрубить!

Не утирают слёз, лишь перемешивают их с потом да грязью. Гордиенка теперь не достанешь. Теперь его и его старшин шведы сторожат надёжней, чем своего короля.

Страшно видеть глупые пьяные глаза. Но Марка не пьянит горелка. Он лелеет одну и ту же надежду, что бы он ни делал, куда бы ни шёл, ни ехал. А мало куда приходится уезжать — лишь коней сводить к водопою.

Хоть и окружены запорожцы шведами, хоть и пугают их старшины теми карами, которые ждут у русских, если попадут им в руки, но при первой малейшей возможности запорожцы удирают. Особенно удаётся бегство к осаждённым во время их вылазок. Неожиданно открываются крепостные ворота, мигом выскакивают солдаты и казаки. В дыму перебежать легче...

Марко твёрдо решился на бегство. Возле своих людей правды больше. Лишь там сохранилась сила, способная освободить родную землю от врагов да от страшной кривды. Марко подобрал надёжных товарищей. Нужно дождаться поры.

Король не пропускает ни одной воскресной службы в походной церкви. Его солдаты в то время, все как один, уподобляются монахам и молятся вокруг неё. В воскресные дни, на глазах у шведов, запорожцы даже не пробуют удирать, разве что на воскресенье приходятся удачные вылазки из Полтавы. А Марко с товарищами отважился удирать в воскресенье, среди бела дня. Сабли заранее припрятаны в кустах на берегу озера. Сделано всё незаметно, когда водили коней к водопою.

Теперь оставалось дожидаться.

Вот и воскресенье. Кони привычно перебирают копытами, приближаясь к широкой водной полосе. На берегу табун рассыпается, как сухие горошинки из спелых стручков. Спешиваются безоружные казаки, спешиваются и вооружённые шведы-конвоиры. Все радостно щурятся перед блеском воды и в предчувствии хорошего отдыха.

Брызгая друг на друга, голые казаки с шутками удаляются от песчаного берега, дальше, дальше, дальше. Вода, оказывается, только издали слепит глаза, а вблизи, под конскими копытами, — одно белое кипение. Будто в огромном котле. Шведы-конвоиры возле оставленной казацкой одежды спокойно греются на солнце, уверенные, что в таком виде люди не осмелятся удирать. Сказано: голодный перейдёт через село, а голый — нет.

Но у казаков своё на мысли... Противоположный берег приближается быстро. За озером нужно ещё пересечь неширокую в этом месте и неглубокую Ворсклу, ну да то пустяки. А там — воля! Воля!

На оставленном берегу озера один швед уже свистнул в пальцы и взмахнул рукою, потом замахал шпагой, шапкой, поднявшись во весь огромный рост, чтобы запорожцы возвращались назад. Но запорожцы вдруг оказываются на конских спинах — вода уже доходит коням только до бабок! — и, изо всех сил колотя голыми ногами по конским бокам, стремительно летят на низкий заболоченный берег, ломая роскошное «татарское зелье», кудрявые пышные кусты верболоза, распугивая прыгучих зелёных лягушек. В их руках сверкают сабли, и хотя шведы на далёком берегу уже забахали из ружей, окутываясь облачками дыма, однако врагам уже ничего не сделать с беглецами — запорожцы торопятся навстречу освобождению!

— Вперёд!

— Братцы! Воля!

Да если бы всё предвидеть... Сначала в лесу свистят иные пули, не шведские, сбивают тонкие зелёные ветви, устилают ими притоптанные стежки. Затем на лесную дорожку, к которой следует торопиться голым всадникам, выскакивают казаки Скоропадского. Скоропадчики, наверно, подумали, что запорожцы хотят перерезать им дорогу, что запорожцев выслали вперёд шведы, тогда как сами шведы наседают сзади.

Скоропадчики решают принять бой. В их руках угрожающе сверкают сабли. Под ними ещё злее рвутся-мечутся бешеные кони.

— Стой! Стой! — кричит своим товарищам Марко, да напрасно. Уже из чьего-то голого тела брызнула кровь, кто-то упал, стонет, и на самого Марка наскакивает такой напористый казак, что он еле увёртывается от удара его сабли. Видя, что спасения не будет, если промедлить ещё хоть мгновение, Марко размахивается, чтобы оглушить настырного дурака ударом плашмя, но в это же время позади, между деревьями, слышится зловещий цокот многочисленных копыт, и при первых выстрелах Марко чувствует, что его рука в бессилии опускает занесённую саблю, видит, что и всадник перед ним с криком хватается за грудь, а между тонкими пальцами у него струится кровь. Марко успевает шепнуть, свалившись с коня:

— Денис... Брат... Это ты...

Передовые шведы, вырвавшись на лесную дорогу, с мистическим ужасом замечают, как похожи между собою оба убитых ими молодых черкаса, один из которых наг, с ошмётками зелёных водорослей на теле, как одинаково разлетаются у них чёрные брови над широко раскрытыми уже мёртвыми глазами...

ороль теперь лишь наведывался в панский дом в Великих Будищах, где оставались белошейная Тереза, духовник Нордберг, тафельдекер Гутман и прочие высокопоставленные придворные. Там он вдоволь мог насмотреться в глаза старого гетмана на парсуне, повешенной на самом видном месте. А так он жил в палатке на горячем берегу Ворсклы. Возможно, именно от духоты в палатке кто-то отважился намекнуть, что следует отойти к Днепру. Мысль высказывали почти открыто: теперь уже нет того абсолютного перевеса над противником, с которым король ворвался в царские земли... Когда это случилось? Как могло случиться?

Генерал Левенгаупт недавно настаивал на взятии Полтавы — теперь умолк, своим молчанием будто поддерживая слабых духом. А они заверяли, что позади не меньше московитского войска, нежели впереди: возле Сорочинцев Скоропадский держит черкасские полки; рядом с ним генерал Волконский с царской кавалерией; за Днепром посланный генерал Гольц уже соединился с враждебными королю поляками. Поляки прежде переходили к Станиславу Лещинскому, а теперь устремляются к Сенявскому. Если бы ещё царь решился на генеральную баталию, напоминали слабодушные, а то его войска лишь отсиживаются в казацких крепостях. Королевская армия уничтожит преграды на своём пути, соединится с войсками короля Станислава. Упованье не на польскую силу. Но где порох, ядра, снаряжение и обмундирование? Гендлярские ятки пусты.