Эрнест Дюплесси - Филипп Август

– Испытаем последнее средство, – сказал рыцарь. – На лошадей! И прежде всего еще одно усилие, чтобы спасти принца Артура. Еще не рассвело, может быть, он успеет бежать, воспользовавшись беспорядком и суматохой, если мы отвлечем на себя внимание неприятеля. Вперед! А тебе, Галлон, поручаю дело по твоему вкусу. Возьми полено и подожги все эти шалаши.

В восторге от такого приказания, Галлон усердно занялся его исполнением, и через минуту шалаши запылали ярким огнем.

– Теперь, – командовал Куси, – пускай каждый берет свой рог и трубит честь королевскому знамени.

Воины повиновались. Удивленные англичане увидали на холме, при ярком свете пожара, Куси с его небольшим отрядом, который издалека можно было принять за кавалерийский корпус, собравшийся вокруг принца.

Многие были обмануты, и несколько конников тотчас двинулись, чтобы окружить возвышенность.

– Попались на удочку! – воскликнул Куси. – Теперь нам надо пробиться прежде, чем они получат подкрепление.

И подавая пример, он бросился на кавалеристов, о вылазке которых предупреждал Галлон, и стремительно ударил на них в ту минуту, как они подскакали к подошве холма.

Рыцарь, выехавший навстречу Куси, был выбит из седла одним ударом копья и повалился наземь вместе с лошадью; какой-то воин хотел задержать француза, но его голова слетела от одного удара клинка. С неудержимой силой мчался Куси, ему оставалось пробиться сквозь последний ряд, как вдруг лошадь его наступила на окровавленный труп, поскользнулась и увлекла всадника в своем падении. Один миг – и Куси опять на ногах, но его со всех уже сторон окружили враги.

– Сдайся, Куси! – закричал граф Солсбери, предводитель всадников. – Сдайся! Я обещаю тебе почетный плен и умеренный выкуп.

– Никогда! – воскликнул Куси и, оборотившись, разрубил голову солдату, напавшему на него сзади. – Никогда не буду я пленником Иоанна Английского.

– Будь моим – и не раскаешься. Сдайся, говорят тебе, или ты покойник.

Но Куси уже не слушал. С отчаянным бешенством он бросился на солдат, окружавших его, и хотя опередил свою свиту и оказался один посреди врагов, однако заставил их отступить.

Такая неравная борьба не могла долго продолжаться. Между тем как меч рыцаря, поражая с быстротой молнии, удерживал в отдалении трех воинов, стоявших перед ним, вооруженный гигант подошел сзади и занес над ним тяжелую секиру. По всей вероятности, этот удар проломил бы Куси череп, если бы граф Солсбери не поспешил подставить под него свой щит.

– Твое великодушие победило меня, Солсбери, – сказал Куси, опустив меч и отдавая его графу. – Я сдаюсь тебе, но тебе одному.

– Я так и предлагал, – заявил Солсбери. – И моя честь тебе порукой. Ты был львенок, когда дрался рядом со мной в Палестине, – теперь ты лев. Но разве ты не знал, что город уже час как в наших руках и что принц Артур был взят в постели, как и все его рыцари?

– Как мне жаль его! – сказал Куси, побледнев. – Погиб он, если попал в руки короля Иоанна!

– Не говори этого, Куси, я не могу этого слушать. Хоть я и побочный сын, а все же Иоанн мне родной брат, и притом он дал слово хорошо обращаться с пленником.

Тут Солсбери взял Куси под руку и повел в город. В эту минуту Эрмольд де Марси въехал на ближайшую возвышенность. Увидев при первых лучах рассвета английское знамя, развевающееся над городом, и своего рыцаря в качестве пленника, повернул лошадь и бежал без оглядки.

Через несколько дней после взятия Мирбо Герен, любимый министр Филиппа Августа, прохаживался по аллее столетних буков, составлявших опушку Компьенского леса и отделявшихся от дворцового сада только рвом, обрамленным живой изгородью. Несмотря на близкое соседство с замком, редко кто показывался на этой аллее, потому что вход в нее был один: посредством калитки в подъемном мосте, ключ от которой король берег при себе; из города же можно было туда попасть, только объехав вокруг замок, занимавший полмили в окружности.

Герен проник сюда по последнему пути.

Встревоженный и озабоченный известием, которое сообщил ему добрый епископ Парижский, предложивший ему на рассмотрение план Жана д’Арвиля, Герен искал уединения, и в сопровождении одного пажа, который держался на довольно далеком расстоянии, он прохаживался по пустынной аллее, беспрепятственно предаваясь тревожным думам.

Герен был сильно огорчен и озабочен. Он искренно любил короля Филиппа и Агнессу и, зная всю силу их взаимного чувства, понимал, что, нанося удар этой любви, нанесет смертельное поражение их сердцам.

С другой стороны, грозная опасность восставала перед ними: народ открыто возмущался; бароны составляли заговоры, чтобы вырвать у короля важные уступки или принудить его покориться папе. Словом, со всех сторон подступала неминуемая беда.

Здравый смысл государственного деятеля вел страшную борьбу с сердцем друга; и Герен, несмотря на настойчивые убеждения епископа Парижского, все еще не решался принять план настоятеля монастыря Св. Берты. Этот план внушал ему отвращение и казался низкой изменой.

Когда епископ задумчиво проходил вдоль рва, слух его уловил голоса двух людей, разговаривавших за стенами города.

Сперва доносились неясные звуки, но по мере приближения голосов Герен смог расслышать, не теряя ни одного слова из разговора. Но тогда он поспешил удалиться, боясь совершить нескромность.

«Голос королевы, – подумал он. – И если не ошибаюсь, она беседует с графом д’Овернем, прибывшим в замок вчера вечером по приглашению самого короля. Если бы Филипп вдруг появился и застал их наедине, то его ревность вспыхнула бы сама собой и не понадобилось бы прибегать к плану каноника. Но этого не может случиться: король Филипп в Гурне и раньше ночи не вернется».

Минуту спустя мимо него прошел паж в зеленом полукафтане и спросил у его пажа, как пройти в сад.

– Вам надо вернуться обратно, – отвечал паж епископа. – Когда вы окажетесь снова в городе, то спросите дорогу в замок: только этим путем можно попасть в сад.

– Я ищу графа д’Оверня, по самому важному делу, – сказал юноша. – Мне сказали, что он в саду и что туда есть вход с этой стороны. Да будут прокляты обманувшие меня.

Он поспешно удалился.

Герен не слышал этого разговора, его внимание снова было привлечено голосами со стороны сада. Он поспешно удалился, чтобы не разбирать их. Но изгородь, вдоль которой он прохаживался, шла по кривой, и ее выпуклость выходила в лес так, что хотя королева с графом д’Овернем шли гораздо медленнее, однако идя по прямой аллее, пересекавшей сад, поспели в другой ее конец одновременно с епископом. Герен, не желая того, подслушал несколько слов из разговора.