Эрнест Дюплесси - Филипп Август

Герен вошел. После того что говорил ему король, он надеялся застать Агнессу в спокойной решимости совершить подвиг самоотвержения. Совсем другое зрелище представилось его глазам.

Как только ушел король, Агнесса бросилась на колени на аналогий [7] Аналогий – низенькое кресло, на котором молятся католики. , надеясь найти утешение у подножия креста, надеясь в нем обрести утоление своей скорби. Но глубока была рана, нанесенная ее сердцу, и безнадежность не находила утешения даже в молитве.

Все страдания и муки, так долго копившиеся в ее сердце, разом нахлынули и разразились в неудержимых рыданиях, силы изменили ей. Обвив руками распятие, Агнесса согнулась под бременем невыносимого горя, на ее лице выражалась смертельная тоска; она была бледна и холодна, и если бы не рыдания, судорожно потрясавшие ее грудь, то молодую женщину можно было бы принять за безжизненный труп.

– Пошлите скорее за доктором Ригором, он сейчас во дворце, – сказал Герен.

Потом, тихо подойдя в королеве, сказал растроганным голосом:

– Не убивайтесь так, ваше несчастье не так велико, как вы думаете. Я имею все причины надеяться, что после кратковременной разлуки король будет вам возвращен. Он согласился на расставание, только покорясь влиянию вашего великодушного совета. Я же уверен, что святейший отец будет снисходителен, видя его покорность приговору церкви. Ваше величество, потерпите немного, не предавайтесь отчаянию и верьте, что куда бы вы ни направились, всюду последуют за вами благословения целого народа, который будет спасен вами от ужасов междоусобной войны. Эти благословения, эти молитвы за вас облегчат бремя вашей печали.

Невозможно сказать, слышала ли его слова Агнесса или нет.

Закрыв лицо руками, она не поднимала головы, не пошевелилась даже, только рыдания были ее ответом.

Герен понял, что настойчивость ни к чему не поведет, и при появлении Ригора удалился в свой кабинет, спеша укрепить решимость Филиппа, и написал письмо к папе, сообщая ему о покорности короля.

Угрюмое безмолвие царствовало в Компьенском замке в продолжение двух дней, последовавших за выраженным Агнессой Меранской намерением расстаться с королем. Государственные дела, приемы, увеселения – все было забыто. Для короля Филиппа время проходило в бездействии; он блуждал по лесу или порывистыми шагами расхаживал по кабинету, в борьбе с собой.

Скорбные чувства, тяжелые мысли поглощали его. То он возмущался при мысли о покорности, которая оскорбляла его гордость и властолюбие; то с ужасом думал о мучительной разлуке.

Вдруг чувства его переменялись и жажда мщения пожирала его. Он клялся выместить свои мучения на том, кто был главной причиной его несчастья, и на тех, кто, покинув его в минуту опасности, сделал поражение неизбежным.

Во время этих одиноких прогулок по лесам, среди разнообразных дум, волновавших его душу, созрел план, давно уже зародившийся в его голове: план наложить узду на мятежных вассалов, лишь только развяжет ему руки снятие интердикта, этого рокового ига, наложенного на его любовь и счастье.

Заглядывая в будущее, он предвидел также умысел союза европейских государей, вынашиваемого папой против него; но эта минута не страшила Филиппа, он ожидал ее с нетерпением и радостью, потому что расценивал это как удобный случай сокрушить врагов, а потом унизить и римский двор.

Он надеялся, одержав над всеми победу, опять прижать Агнессу к сердцу, не опасаясь уже, чтобы кто-нибудь в мире осмелился вырвать из его объятий любимую жену.

Пока все эти намерения зрели в уме короля, Агнесса с тоской в душе ожидала ужасной минуты разлуки. Когда она пришла в себя после оцепенения, сковавшего ее волю и силы, когда возвратилось к ней некоторое спокойствие и самообладание, тогда она объявила своим окружающим о намерении оставить французский двор и приказала собираться в дорогу.

Все время она оставалась в непоколебимом молчании, и если иногда открывала рот, то только затем, чтобы отдать приказание насчет некоторых вещей, который были ей подарены королем и которые напоминали о драгоценных минутах счастья. Ей хотелось собрать сувениры о прошлом, когда она так пламенно любила, в этом прошлом теперь заключалась вся ее жизнь.

На утро следующего дня, когда она торопила сборами, терзавшими ее душу, ей вдруг доложили, что Герен просит позволения видеть ее.

Агнесса уважала министра и некогда ценила в нем мудрого и беспристрастного советника короля Филиппа. Но воспоминание о нем было теперь так тесно связано с происшествиями, предрешившими ее отъезд, что эта просьба оказалась невыносимо тяжела для нее, и она предпочла бы не принимать епископа. Однако, преодолев первый порыв, приказала тотчас впустить его.

Даже министр-епископ был поражен последствиями немногих часов тоски и отчаяния, убийственно повлиявшими на лицо королевы, недавно еще такое привлекательное своей безукоризненной красотой, и печальное удивление выразилось в его глазах.

Агнесса заметила это и грустно покачала головой.

– Я испытала жестокие страдания, – сказала она с вымученной улыбкой. – И несчастье невольно наложило печать на мое лицо… Но милости просим! В каком положении оставили вы государя? Вот уже два дня, что я не вижу его… А жаль: мне кажется, что вместе нам легче было бы выносить страдания этих дней.

– У короля недостает сил видеть кого бы то ни было. Три раза добивался я свидания с ним по крайне важным делам, но он отказывал мне. С того времени до настоящей минуты он совершенно один.

– Бедный Филипп! – сказала Агнесса, и несмотря на все ее усилия казаться спокойной, глаза ее наполнились слезами. – Неужели он думает, что я попыталась бы поколебать его решимость, которую и без того он с таким трудом поддерживает? Нет, поверьте, я укрепила бы его.

– Не в вашей твердости, государыня, он сомневается, а в своей. Говорят, что душевная сила принадлежит к числу добродетелей женщины – теперь я верю этому… Я должен передать вам поручение от государя, но клянусь душой, у меня не хватает духу видеть ваши слезы.

Благородный епископ отер слезу, катившуюся с его глаз.

– Король прислал пажа сказать мне, чтобы я позаботился о снаряжении в путь всех, кого вам угодно будет назначить для сопровождения. Он желает, чтобы все издержки вашего двора, который он считает двором французской королевы, были отнесены на счет его казны, и так как он питает полную надежду, что папа, удовлетворенный этим доказательством покорности его воле, подтвердит первый приговор французских епископов, и следовательно, ваша разлука будет кратковременна.

– Герен, вы не шутя? – воскликнула королева с удивлением и недоверием, – неужели есть надежда, есть возможность, что мы когда-нибудь опять соединимся? О, Боже мой, да будет имя Твое благословенно!