Эрнест Дюплесси - Филипп Август

Вдруг она замолчала и устремила на министра взгляд, которым, казалось, хотела заглянуть в глубину его души.

– Вы не обманываете меня? Заклинаю вас как епископа, как рыцаря и как человека, скажите мне правду: есть ли какая-нибудь надежда?

– Ни за что в мире я не захочу обманывать вас, но я верю, что надеяться можно. Святейший отец не допускает обсуждения вопроса о разводе до тех пор, пока король не изъявит покорность, признав, что только римский двор имеет право решать этот вопрос, и что французские епископы, произнеся вердикт, виновны в присвоении его власти.

– Так вот причина всех бедствий! – воскликнула Агнесса. – Только в суетном желании доказать, что другие не могут того, что он смеет. Даже не разобрав, справедлив или нет вердикт епископов, папа наложил интердикт на целое королевство, довел до отчаяния целый народ, возбудил междоусобную войну и мятеж и растерзал два сердца, счастливых взаимной любовью!

– Ваше величество, я не берусь осуждать его намерений. Впрочем, каковы бы они ни были, папа принужден, по случаю изъявления покорности государя, созвать консисторию, а так как большинство ее будет состоять из французских епископов, то почти невероятно, чтоб они согласились отказаться от своего первого приговора.

– А что думает о том король? – спросила Агнесса уныло.

– Он разделяет мое мнение и просит ваше величество оставаться как можно ближе, для того чтобы он мог немедленно соединиться с вами, как только узнает решение папы. Сам король ни на минуту не перестанет считать вас своей законной супругой. Вследствие этих причин он умоляет вас избрать один из королевских замков для временного пребывания в нем.

– Так мне не надо покидать Франции? – воскликнула Агнесса, и луч радости озарил ее лицо. – О, и этого уже много!

У нее недостало сил вынести неожиданное счастье, и она залилась слезами.

Герен хотел удалиться, но она удержала его.

– Останьтесь, Герен, – сказала она. – Останьтесь! В этих слезах нет того горького и жгучего страдания, которые были в прежних, за два дня перед тем. Они отрадны для сердца и целебны для раны. Притом же вы должны выслушать мой ответ. Скажите Филиппу, что жить возле него было счастьем моей жизни, теперь все мои надежды стремятся к той минуте, когда я буду ему возвращена. Поблагодарите его за то утешение, которое он мне прислал посредством вас; скажите, что это спасло меня от отчаяния. Скажите ему, что перед отъездом я желала бы увидеть его на минуту, если только это не будет для него тяжелым испытанием. Что касается до моего выбора, куда бы переселиться… На одну минуту я подумала о Компьене. Я очень люблю этот замок, в нем столько живет воспоминаний прошлого счастья! Но я знаю, что Филипп тоже очень любит эти места, и желаю, чтобы он часто жил в этом замке, который будет всегда напоминать ему про нашу любовь. Там за Мантом, на высоком холме, покрытом лесом, есть королевский замок, где мы провели несколько недель первого нашего счастья. Если Филипп позволит, то я избрала бы это место для пребывания на время разлуки.

– В этом сомнения не может быть. Что касается до последнего свидания, то не лучше ли отложить его до последней минуты вашего отъезда?

– Да, вы правы. Чаша горечи будет выпита за один раз. Все готово к моему отъезду сегодня же вечером, так как мне казалось, что эта минута разлуки так будет тяжела для Филиппа, так вот я и решила: чем скорее, тем лучше. Но вы никогда не поймете, Герен, чего мне стоило принять эту решимость, сократить хоть на минуту немногие часы, которые мне остается жить среди обломков моего счастья! Но у меня достанет мужества, и за час, до ужина здесь будут мои носилки. Отдайте приказания телохранителям, которых король назначил сопровождать меня: пускай они будут готовы к трем часам. Но я надеюсь, – продолжала она умоляющим голосом, – я надеюсь, что увижу Филиппа перед моим отъездом.

– Мне довольно только передать ему ваше желание, и король поспешит исполнить его. Не будет ли еще приказаний?

– Нет, добрейший Герен; но я умоляю вас беречь короля, как если вы были его отцом. Успокаивайте его во гневе, утешайте в печали и научите не забывать меня, а с терпением ожидать минуты нашего соединения. Теперь мне надо помолиться, – продолжала она, отирая слезы, – я имею нужду в помощи Божией, чтобы мужественно вынести столь жестокое испытание, и надеюсь, Господь не откажет мне в ней, потому что мое сердце преисполнено скорби и я прибегаю к Нему!

Герен ушел, оставив королеву менее безутешной, и немедленно направился в кабинет короля, чтобы передать ему подробности свидания с нею, но в таких словах, которые, успокоив его, ни одним намеком не поколебали его решимости. Несмотря на всю его осторожность, однако в словах епископа невольно отразилась пламенная нежность Агнессы к мужу.

Филипп все время внимал ему в угрюмом молчании, но с жадностью вслушивался в слова, доказывавшие ее любовь. Его чело прояснилось, и он воскликнул с живостью:

– Неужели она так говорила? Именно так? Ах, она – ангел!

Быстро переходя от одной мысли к другой, он вдруг вскочил.

– И как подумаешь, что этот злодей Тибо д’Овернь хотел лишить меня ее любви! Вообрази, Герен, он бежал! Ускользнул из моих рук! За пять минут до моего прибытия он покинул Компьен со всею свитою, гонимый сознанием своего преступления. Но я отыщу его, хотя бы для этого пришлось пойти на край света! Отыщу и заставлю его испытать всю тяжесть моего мщения.

Усилия Герена успокоить короля были безуспешны.

До самого отъезда Агнессы король не выходил из своего кабинета, обуреваемый сложными и мучительными эмоциями. Наконец он не мог уже сдерживать своего нетерпения и быстрыми шагами направился к покоям королевы.

Герен последовал за ним, не совсем уверенный в решимости обоих и не зная, за что ему приняться, если в последнюю минуту они дрогнут.

Подойдя к двери, Филипп повернулся и, увидев министра, сказал:

– Герен, я хочу быть один, слышишь ли: один. В три часа приди за мной.

Он вошел и запер за собой дверь. Трудно описать, что происходило во время этого последнего свидания. Бывают такие скорби, для которых слов недостает, и такие сердечные муки, которых не опишешь никакими красками.

В три часа королевские носилки стояли во дворе; эскорт для королевы окружал их. Герен с больно сжавшимся сердцем нерешительными шагами подошел к покоям королевы, отворил дверь и, не поднимая портьеры, сказал:

– Государь!

– Войдите, Герен! – воскликнул Филипп.

Министр повиновался и увидел короля, стоявшего посредине комнаты и державшего Агнессу в объятиях; глаза и лицо его горели страшной яростью.

– Она любит меня, Герен! Она любит меня и не расстанется со мной!