Бернард Корнуэлл - Языческий лорд

– Смотри на меня! – потребовал Вульфхерд.

Не отрывая глаз от толпы, я положил ладонь на рукоять Вздоха Змея.

– Не тебе приказывать мне, Вульфхерд, – отозвался я, не глядя на него.

– Я передаю тебе приказ, – величаво заявил он, – от всемогущего Бога и лорда Этельреда.

– Я не присягал ни тому ни другому. Их приказы ничто для меня.

– Ты насмехаешься над Господом! – Епископ кричал достаточно громко, чтобы толпа его слышала.

По ней прокатился ропот, кое-кто из нее подался вперед, словно собираясь напасть на моих людей.

Епископ Вульфхерд тоже приблизился. Теперь священник смотрел мимо меня, обращаясь к моим воинам.

– Лорд Утред был отлучен от Божьей церкви! – провозгласил поп. – Он убил святого аббата и ранил других людей Господа! Постановлено, что лорд изгоняется из этих земель! Еще постановлено, что любой, кто последует за ним, кто поклянется ему в верности, тоже отлучается от Бога и от человека!

Я не шевелился. Жеребец стукнул тяжелым копытом по мягкой траве, и лошадь епископа испуганно отпрянула. Над рядом моих воинов повисла тишина. Их жены и дети видели нас и кричали через луг, прося защиты. Дома дружинников горели. Я наблюдал, как дым поднимается с расположенной на западном склоне холма улицы.

– Если вы чаете узреть небеса, – увещевал моих людей церковник, – если хотите, чтобы жены ваши и дети удостоились благодати Господа нашего Иисуса, отрекитесь от сего злого человека! – Вульфхерд указал на меня. – Он изринут Богом, ввергнут во тьму! Он обречен! Он нечестивец! Он проклят! Он – мерзость пред Господом! Мерзость! – Ему явно нравилось слово, потому как епископ раз за разом произносил его. – Мерзость! И если вы останетесь с ним, решите сражаться за него, то тоже будет прокляты! Вы, ваши жены и ваши дети! Всем вам тогда предстоят вечные муки ада! А потому отриньте данную ему присягу! И знайте, что убить его – не грех! Поразивший мерзость стяжает благодать Божию!

Поп подстрекал их к убийству, но ни один из воинов не шевельнулся, хотя толпа снова расхрабрилась и с рокотом двинулась на меня. Крестьяне распаляли себя перед нападением. Следя за своими краем глаза, я заметил, что дружинники не собираются сражаться с этой кучей разъяренных христиан. Их жены не просили защиты, как показалось мне сначала, но пытались оторвать мужей от меня. Мне вспомнились оброненные как-то отцом Пирлигом слова, что женщины – самые истовые верующие. Теперь я видел, как эти женщины, христианки все до единой, подрывают преданность моих людей.

Что такое клятва? Обещание служить господину. Но у христиан всегда есть более высокая ответственность. Мои боги не требуют клятв, но распятый Бог ревнивее всякого любовника. Он требует от своих последователей, чтобы те не знали иных богов кроме него, вот ведь чепуха! И христиане склоняются перед ним, отрекаясь от старых кумиров. Я видел, что мои воины колеблются. Они смотрели на меня. Потом некоторые тронули коней – не в сторону толпы, но к западу, прочь от нее и прочь от меня.

– Это твоя вина. – Епископ Вульфхерд снова подвел свою лошадь ко мне. – Ты убил аббата Витреда, святого человека, чаша терпения Божьего народа переполнилась.

Не все мои люди дрогнули. Некоторые, особенно даны, подъехали ближе, как и Осферт.

– Ты ведь христианин, – сказал я ему. – Почему не оставил меня?

– Ты забыл, что я отринут Богом, – ответил он. – Я ведь незаконнорожденный, уже про́клятый.

Мой сын и Этельстан тоже остались, но я опасался за мальчишку. Большинство моих воинов были христианами и покинули меня, тогда как угрожающая толпа исчислялась сотнями и распалялась призывами попов и монахов.

– Язычников надо уничтожить! – взывал один чернобородый священник. – Его и его женщину! Они оскверняют нашу землю! Мы будем прокляты, пока они живы!

– Твои попы угрожают женщине? – спросил я Вульфхерда.

Сигунн находилась рядом со мной, сидя верхом на маленькой серой кобыле. Я тронул Молнию к епископу, и тот отвернул лошадь.

– Я дам ей меч, – сказал я, – и она выпустит наружу твои кишки, трусливая тварь!

Осферт поравнялся со мной и ухватил жеребца за уздечку.

– Разумнее будет отступить, господин, – проговорил он.

Я выхватил Вздох Змея. Багровый закат выцвел, лишь серая полоска неба осталась на западе. Повсюду разлилась темень, через редкие разрывы между облаками проглядывали первые звезды. Отблеск пожара отражался в широком лезвии Вздоха Змея.

– Сначала добуду какого-нибудь епископа, – бросил я и снова повернул коня к Вульфхерду, который так забарабанил пятками по бокам своей лошади, что та подпрыгнула, едва не сбросив седока.

– Господин! – заорал Осферт и погнал коня с намерением перехватить меня.

Толпа решила, что мы вдвоем гонимся за епископом, и хлынула вперед. Крестьяне вопили и кричали, потрясая своим грубым оружием, охваченные пылом исполнить предписанный Богом долг. Я знал, что нас задавят числом, но был зол и решил, что предпочту прорубить себе дорогу через этот сброд, чем обращусь в бегство перед ним.

Забыв про улепетывающего епископа, я направил коня на толпу. И тут прозвучал рог.

Он трубил с правой от меня стороны, где солнце дотлевало за западным горизонтом. Поток всадников на полном скаку вклинился между мной и народом. Они были в кольчугах, вооружены мечами и копьями, а лица их скрывались за нащечниками шлемов. Отблеск пожарища играл на этих шлемах, обращая конников в обагренных кровью воинов. Сырая земля превращалась в месиво под копытами коней, пока вновь прибывшие разворачивались лицом к толпе.

Один из них направился ко мне. Подъезжая, он держал меч опущенным, а затем вскинул его в приветствии. Губы его растянулись в ухмылке.

– Господин, что ты натворил? – спросил воин.

– Убил аббата.

– Ну, значит, сотворил для них мученика и святого, – хмыкнул он, потом извернулся в седле, чтобы посмотреть на всадников и толпу, которая перестала напирать, но выглядела по-прежнему угрожающей. – Думаешь, они будут благодарны тебе за еще одного святого? Да вот только им это вовсе не по нраву.

– Это случайность.

– Случайности тебя прямо-таки сами находят, господин, – снова ухмыльнулся он.

Это был Финан, мой друг, тот самый ирландец, который командовал воинами во время моего отсутствия и оберегал Этельфлэд.

Была здесь и сама Этельфлэд. Гневный ропот толпы стих, когда она неспешно подъехала, показавшись людям. В белом плаще, дочь Альфреда восседала на белой кобыле, а на светлых волосах покоился ободок из серебра. Этельфлэд выглядела как королева, ее любили в Мерсии. Узнав гостью, епископ Вульфхерд подскакал к ней и заговорил торопливо, вполголоса, но она не замечала его. Не замечала и меня – только сидела прямо в седле и смотрела на толпу. Некоторое время Этельфлэд молчала. Отсветы горящих зданий играли на серебряном венце, на украшениях вокруг шеи и на тонких запястьях. Лица ее я не видел, но знал, что сейчас оно излучает ледяную суровость.