Бернард Корнуэлл - Языческий лорд

– Меня зовут Орлиг Орлигсон, – гордо объявил он.

– Вульф Ранулфсон, – представился я.

– Я про тебя не слышал, но добро пожаловать. – Он хромал из-за раненой левой ноги. – И куда скачет Вульф Ранулфсон?

– Хочу присоединиться к ярлу Кнуту.

– Ты опоздал, – сказал дед. – Сбор был назначен к умирающей луне. А теперь она растет снова.

– Мы найдем ярла.

– Хотел бы и я пойти, но какой прок от старика? – Орлиг похлопал по больной ноге, потом посмотрел на моих спутников. – Вас только семеро?

Я неопределенно махнул в сторону севера:

– У меня три корабельные команды на дороге.

– Три! Мне столько не прокормить. Но мой дворецкий найдет для вас что-нибудь. Проходите! Проходите!

Ему хотелось поболтать. Как все мы, он радовался путникам, приносящим вести, поэтому я сидел в его большом зале, гладил его собак и сочинял истории про Фризию. Сказал, что урожай там ожидается скверный.

– Здесь тоже, – мрачно изрек Орлиг.

– Но есть и хорошие новости, – продолжал я. – Я слышал, что Утред Утредсон напал на Беббанбург и был разбит.

– Не просто разбит, но и погиб там, – заявил старик. Я уставился на него, и при виде моего изумления Орлиг ухмыльнулся. – А ты что, не слыхал?

– Утреда Утредсона убили? Я слышал, что его затея не удалась, но он якобы выжил.

– О нет, он погиб, – уверенно заявил дед. – Тот, кто мне это сказал, видел бой собственными глазами. – Он залез пальцами под спутанную белую бороду и коснулся молота на груди. – Его срубил господин Эльфрик. Или сын господина Эльфрика. Тот человек не знает точно, но это был один из них.

– Я слышал, что Эльфрик убит, – осторожно возразил я.

– Ну тогда, значит, удар нанес его сын, – произнес Орлиг. – Но дело верное, Утред Утредсон мертв.

– Это облегчит жизнь ярлу Кнуту, – заметил я.

– Все боялись Утреда, – продолжил дед. – И не диво – это был великий воин! – На миг его лицо приняло задумчивое выражение. – Мне довелось видеть его однажды.

– Правда?

– Здоровенный мужик, настоящий верзила. У него был железный щит.

– Слышал про такой, – подтвердил я, хотя в жизни не носил железного щита.

– Жуткий был человек, чего и говорить, – продолжал Орлиг. – Но настоящий воин.

– Ну, теперь он у Пожирателя трупов.

– Кому-нибудь следует пойти к лорду Эльфрику, – заявил старик, – и выкупить тело этого вражины.

– Зачем?

– Чтобы сделать из его черепа кубок, ясное дело! Славный будет подарок для ярла Кнута.

– У ярла и без того будет много кубков, когда он побьет Этельреда и Эдуарда, – вставил я.

– Точно, – восторженно подхватил Орлиг и улыбнулся. – Празднуя Йоль, друг мой, мы будем пить из черепа Эдуарда, пировать во дворце Эдуарда и пользовать жену Эдуарда для своего наслаждения!

– Я слышал, что Утред захватил жену ярла Кнута, – сказал я.

– Болтовня, друг мой, болтовня. Не верь всему, что слышишь. Я за годы много всего наслушался. Вот так приходит человек, приносит весть, мы празднуем ее, а потом узнаем, что все это выдумки! – Он хмыкнул.

– Так, может, и Утред жив? – коварно поинтересовался я.

– Ну уж нет! Тут дело верное, друг. Его изрубили в битве, но он еще жил, поэтому его привязали к столбу и спустили собак. Те порвали Утреда на куски! – Дед покачал головой. – Я рад, что он мертв, но это неподходящая смерть для воина.

Я смотрел, как слуги несут эль, хлеб и копченое мясо моим людям, ожидающим в саду.

– Нам следует идти на запад, чтобы найти ярла? – спросил я у Орлига.

– Перевали через горы и просто держись дороги, – ответил хозяин. – Ярла нет ни в одной из его усадеб, потому как теперь он уже отплыл на юг.

– В Уэссекс?

– Куда ему вздумалось! – отрезал Орлиг. – Но если пойдешь по дороге на запад, доберешься до Сестерфельды, а там спросишь. – Он нахмурился. – Можешь отправиться отсюда в Буккестан. У ярла там дом, прекрасный дом! Один из его любимых. Там должны быть люди, которые подскажут, где найти его.

– Буккестан, – повторил я, будто слышал название впервые.

Однако во мне проснулся интерес. Кнут сказал, что его жену и детей пленили по пути в Буккестан. Возможно, упоминание о нем Орлига просто совпадение, но судьба не любит совпадений. Я почувствовал, как волосы у меня на затылке встопорщились.

– Хороший город, – размышлял Орлиг. – Там есть горячие источники. Я был там года два назад и сидел в воде. Снимает боль.

Я заплатил за гостеприимство золотом. Дед сказал, что его сын с двадцатью тремя людьми на службе у Кнута. Я пожелал им вернуться с победой и распрощался.

– Я умер, – сообщил я Финану.

– Неужели?

Я передал ему болтовню старика, и друг хохотал до слез. Ту ночь мы провели в Сестерфельде – деревне, о которой я никогда не слышал и которую, скорее всего, никогда больше не увижу. Но местечко было довольно славное, с добрыми пахотными полями, обступающими селение, которое, в свою очередь, выросло вокруг римских строений. Последние, разумеется, давным-давно пришли в упадок. Величественный дом с колоннами, бывший, как я предполагаю, храмом римских богов, превратился в загон для скота. Там нашлась упавшая статуя мужчины с крючковатым носом, завернутого в простыню и с венком из листьев на коротко стриженной голове. Статую явно использовали в качестве точильного камня, поскольку на ней остались глубокие прорезы от клинков.

– Жаль, что не мраморная, – сказал Финан, пнув статую.

– Будь она из мрамора, не лежала бы тут, – заметил я.

Иногда крестьяне находили римские мраморные статуи, и это считалось большой удачей, потому как после пережигания в печи из мрамора получали известь. Статуя из простого камня не стоила ни гроша. Я посмотрел на крючковатый нос скульптуры и спросил у Финана:

– Это их бог, что ли?

– Римляне были христианами, – ответил вместо него мой сын.

– Некоторые христианами, – поправил его ирландец. – Но мне сдается, что другие почитали орлов.

– Орлов?

– Думается, что так. – Он посмотрел на фронтон теперешнего загона для скота, искусно украшенный изображениями полунагих дев, убегающих по лесу от мужчины с козлиными ногами. – А может, поклонялись козлам?

– Или сиськам, – брякнул сын, любуясь проворными девицами.

– Хотел бы я иметь такую религию, – проворчал я.

К нам подошел Мереваль и тоже засмотрелся на фронтон. Лепнина была хорошо различима, потому как солнце опустилось низко и тени стали густыми и резкими.

– Когда отвоюем эту землю, – заявил он, – мы все это сровняем с землей.

– Почему? – удивился я.

– Потому что священникам это не понравится. – Мерсиец кивнул на длинноногих девушек. – Они прикажут уничтожить эти изображения. Разве они не языческие?

– Думаю, мне понравилось бы быть римлянином, – проговорил я, задрав голову.