Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

– Вы его видели?

– Три дня назад в Капсо.

– Как вам показалось, он собирается дать сражение мусульманам?

– Он прибыл в воды Кандии, чтобы сражаться, а вовсе не на отдых, господин Мулей, – сказал Домоко. – Этот старик, который из-за раны на ноге вынужден надевать под доспехи мягкие сапоги, вряд ли просто спокойно сидит на борту своей галеры.

– Галера мощная?

– Фана́ с шестьюдесятью орудиями и пятью рядами весел. Захватить ее будет не так-то просто даже для турок.

– Тише, – шепнул албанец. – Турки подходят.

– Откуда ты знаешь? – спросил Мулей.

– Я вижу облако пепла, которое поднимают копыта их коней.

– Что вы посоветуете нам делать, Домоко? Садиться на коней и возвращаться?

– Ваши кони хоть и хорошей породы, но сюда прискакали на пределе сил. Они измотаны. Проехать через наши поля очень трудно, и даже лучшие арабские скакуны проваливаются в канавы, забитые костями. Давайте вернемся на ферму и попробуем провернуть одну штуку.

– Вы хотите нас спрятать?

– Да, внутри кувшинов.

– А если турки начнут открывать крышки?

– Я надеюсь их провести.

– Каким образом?

– Китар, Кара, принесите сосуды с лучшим вином и поставьте их на стол.

– Хорошо, отец, – ответили парни, загасили фитили аркебуз и бегом пустились в дом.

– Пойдем и мы тоже, – сказал Домоко. – Мы не знаем, сколько там турок, а с огнестрельным оружием не шутят. Эти канальи тоже отказались от арбалетов.

– Ты что-нибудь видишь, Мико? – спросил Дамасский Лев.

– Да, облако пыли. Оно медленно приближается и растекается в разные стороны, – ответил албанец.

– Значит, они все-таки приближаются?

– Несомненно.

– Кум Домоко, отходим.

Все четверо перебрались обратно через канаву и быстро оказались перед фермой, где уже горел свет. Часы стояли, собаки умолкли. Домоко открыл три кувшина, в которых обычно хранили только воду, и сказал беглецам:

– Быстро залезайте внутрь вместе с аркебузами и шпагами. Может так случиться, что с этими канальями придется драться.

Мулей-эль-Кадель нахмурил лоб:

– Мне – и прятаться?

– Господин, – сказал грек, – на всякой войне приходится делать то, что надо. Часто хитрость оказывается полезнее храбрости. Пуля летит быстро и прошивает сердце или легкое.

– Ты прав…

Они загасили фитили аркебуз и залезли в кувшины, такие огромные, что внутри вполне можно было удобно устроиться. Домоко накрыл кувшины крышками, но так, чтобы внутрь поступал воздух, и отвязал собак. Мастино со свирепым лаем помчались по равнине. Это были два отменных бойца, начисто лишенных страха перед турецкими саблями. Домоко и его родственники погасили свет в доме и устроили во дворе засаду за клетками. В тишине слышался лай собак, но теперь к нему примешивался другой звук: глухой, тяжелый топот, который возвещал о приближении кавалерийского отряда.

– Едут, – сказал Кара. – С рассветом явно будут здесь.

– Я тоже так думаю, – ответил Домоко.

– Думаешь, их много?

– Вряд ли. В такой тишине даже несколько коней будут громко цокать копытами.

– Надеешься спасти наших гостей?

– И ферму тоже, – сказал Домоко. – На этот раз наш виноградник будет удобрен кровью турок, а не христиан. Глядите, чтобы ни один из них не ушел и чтобы визирю никто не доложил о том, что его кавалеристы перебиты.

– Их найдут, отец, – сказал Кара, который, как и второй парень, называл Домоко отцом, после того как всю их родню убили безжалостные враги Креста.

– Мы всех сожжем, и людей, и коней, – ответил силач-критянин. – Дров здесь достаточно, а в подполе есть два кувшина с виноградной водкой.

– А друзья придут на помощь?

– Не услышав боя часов, они снимутся с ферм, и у нас будет пополнение из шести парней, которые бьют перепелку влет.

– Турок будет потолще перепелки, – заметил Китар.

– Они уже близко!

– Не дождались рассвета?

Это были два отменных бойца, начисто лишенных страха перед турецкими саблями.

К ферме приближались тени всадников, окутанных облаком пепла, поднятого копытами коней.

Домоко, у которого, несмотря на солидный возраст, было острое зрение, вгляделся в отряд, не особенно спешивший навстречу сражению.

– Тринадцать, – сказал он. – Не больше и не меньше. Нынче вечером они все обратятся в пепел.

Послышался хриплый голос:

– Есть кто живой?

– Не отвечайте, – приказал Домоко.

Прошло несколько секунд, и тот же неприятный голос снова спросил, на этот раз свирепо:

– Эй, вы, христианские собаки, вы отзоветесь или нет? Я каймакан [30] Каймакан – в Турции наместник паши. (Примеч. перев.) , и со мной кавалерийский отряд.

Трое критян благоразумно отступили назад, не желая себя обнаруживать, поскольку не знали, сколько еще всадников прячется за каймаканом.

– Зажги свет, Китар, – сказал Домоко. – Все равно от этих гостей не отделаться.

Остановившись шагах в двухстах от фермы, каймакан продолжал бушевать, словно обезумев:

– А, христианские псы! Грязные свиньи! Не желаете отвечать? Клянусь бородой пророка, я велю посадить вас на кол, а ваши кишки брошу на съедение падальщикам!

Удерживая собак за ошейники, Домоко подошел к двери.

– Кто там? – крикнул он.

– Ты что, христианская свинья, так крепко спишь, что не слышишь голоса каймакана?

– Я нынче много работал в поле и устал.

– Ты тот, кого зовут Домоко?

– Да.

– Отрекшийся от Креста?

– Да.

– Ты не один?

– Со мной двое моих родственников.

– И похоже, еще собаки.

– Злые собаки, эфенди.

– Сколько их?

– Две.

– Требую, чтобы ты их убил прежде, чем я войду в твою халупу.

– Моих собак? Нет, эфенди.

– Ты что же, грязный христианин, думаешь, если рядишься в мусульманскую одежду, то имеешь право мне перечить?

– Да, – дрогнувшим голосом отвечал Домоко.

– Ты хочешь, чтобы мы тебя спалили вместе с домом?

– Я сейчас спущу собак, и мы с ребятами вам накостыляем, бандиты несчастные!

– Клянусь бородой пророка! Этот парень – настоящий критский петух! Ребята, сейчас нам будет чем поразвлечься, пусть только чуть рассветет.

– Эфенди, – сказал Домоко, – можете проезжать спокойно, собаки вас не тронут. Если хотите действительно дождаться рассвета, я могу послать вам пару кувшинов вина.

– Ага!.. Какой же ты мусульманин, если пьешь вино? Ведь пророк того не позволяет!

– А мне говорили, что сам султан пьет вино.

– Ему все дозволено, и потом, он пьет только кипрское.

– Мое вино ничуть не хуже, такое же золотистое и благородное.

– Грязная свинья! Ты вводишь меня в искушение!

– Так что, да или нет? – спросил Домоко, теряя терпение.