Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Каймакан, однако, хоть и не лучшим образом выглядел в глазах своих солдат, храбро наскакивал на Дамасского Льва. Он не был хорошим фехтовальщиком, но со своей тяжелой саблей представлял собой изрядную опасность.

Кавалеристы, критяне, албанец и Никола наблюдали за драматическим поединком, ни во что не вмешиваясь. У Николы и албанца была одна забота: удерживать собак, которые рвались с привязи. Борьба длилась пару минут, и один из кувшинов все-таки с грохотом разлетелся на куски под мощным ударом сабли. И тут Дамасский Лев, крикнув: «Ты покойник!», сделал быстрый выпад.

Его клинок исчез под нашейником каймакана, пронзив ему горло. Шлема на турке не было, и он уставился на противника глазами, полными ненависти, потом силы покинули его, и он с грохотом рухнул наземь. Сабля, не сумевшая его защитить, выпала у него из рук.

Кавалеристы, увидев, что их командир упал, вместо того чтобы решительно вступить в бой, бросились бежать сломя голову. За ними неслись мастино, норовя укусить за ноги, защищенные, на их счастье, стальными латами. Добежав до коней, они вскочили в седла и ускакали резвым галопом, остановившись метрах в двухстах от фермы, среди глубоких канав, пересекавших поле.

Каймакан больше не разглагольствовал и не шевелился. Удар, который не удался Дамасскому Льву в бою с Метюбом, на этот раз достиг цели. Шпага пронзила сонную артерию, и кровь потоком хлестала из раны.

Домоко склонился над раненым и сказал Каре и Китару:

– Унесите его прочь, этот человек мертв.

Двое крепких парней взяли турка за ноги и за руки и понесли его в ров, уже забитый прокаленными солнцем костями христиан. Кавалеристы пытались дать по ним несколько выстрелов, но пистолеты не могли стрелять на двести метров.

– Напрасная победа, – сказал Дамасский Лев, отгоняя собак, которые лакали кровь каймакана. – Теперь мы в осаде.

– Не беспокойтесь, синьор, – сказал фермер. – Часы все еще стоят, и вечером здесь наверняка будут те, кто готов на все.

– А я бы этих каналий погнал бешеным аллюром. Уверен, они не выдержали бы нашего натиска.

– Не сомневаюсь, однако пуля, пущенная из пистолета даже наугад, может убить самого храброго из людей, живущих под этим небом. Оставьте их, они потом нам за все заплатят.

– А если они пошлют за подкреплением?

– И об этом не заботьтесь, синьор Мулей, – сказал Домоко. – Китар уже на башне, и у него приказ стрелять из аркебузы в первого же турка, который попытается удрать. Мой парень – прекрасный стрелок, он может без промаха попасть в человека даже с пятисот шагов. Хотите, пойдем посмотрим, чем заняты осаждающие?

– Я только что хотел это предложить.

Они взяли с собой аркебузы, запалили фитили и вышли в сопровождении Николы, албанца, Кары и собак. Даже лишившись командира, кавалеристы, казалось, никуда уходить не собирались. Они уложили коней на землю, чтобы те служили брустверами, и что-то возбужденно обсуждали, размахивая руками.

– Видно, вбили себе в головы, что смогут нас захватить, – сказал Домоко. – Их сейчас двенадцать, но, когда придут друзья с другой фермы, нас будет уже десять, и все готовы к бою. Ну вот, я так и знал!

Один из коней вдруг резко поднялся, и в седло вскочил всадник, направив коня на восток, то есть к турецкому лагерю.

– Оставьте это Китару, – сказал крестьянин, увидев, что Дамасский Лев вскинул аркебузу.

– А если он промахнется?

– Не промахнется.

Всадник проскакал двести-триста шагов, перемахивая через широкие канавы. Вдруг прогремел выстрел. Это Китар выстрелил с башни. Всадник, сраженный пулей, раскинул руки и вывалился из седла.

– Теперь коня!.. – крикнул Домоко.

Мулей уже прицелился. В тишине над залитым солнцем полем прогремел еще один выстрел, и конь, сделав огромный прыжок, поднялся на дыбы, резко дернул головой и упал шагах в пятидесяти от всадника. Перепуганные турки повскакали на ноги и принялись палить из пистолетов, но их пули долетали не дальше двадцати метров. Тогда они подняли лежавших коней и отступили в самую середину виноградника Домоко, где и засели.

– Жаль вашего винограда, – со смехом сказал фермеру Мулей-эль-Кадель.

– О! Я и не надеялся, что в этом году удастся выжать весь виноград, синьор. Если на поле явился турок, он истребит и христиан, и отступников. Я на этот урожай и не надеялся.

– Они нас все-таки караулят, – сказал албанец. – Ну до чего твердолобый народ!

– Но, сказать по правде, в отваге им не откажешь, – отозвался Мулей.

– Мы что, так и будем на них любоваться, не пытаясь ничего предпринять?

– Не спеши, парень, – сказал Домоко. – Дождемся вечера, а поскольку они дали нам передышку, давайте позавтракаем. Мне особенно и нечего вам предложить, сейчас все обнищали, но кое-что найдется.

Кара вошел в дом и быстро собрал на стол. Скудный завтрак состоял из нарезанной свекольной ботвы, сдобренной отменным оливковым маслом, йогурта и грубого черствого хлеба. Поскольку турки на винограднике продолжали галдеть и стрелять из пистолетов, с завтраком расправились очень быстро, не забыв при этом и о Китаре, неотлучно дежурившем на башне. К полудню ситуация не изменилась. Из страха получить пулю от меткого стрелка, который их прекрасно видел даже сквозь густой виноградник, турки не осмелились опять послать гонца.

– Думаю, до вечера ничего не произойдет, – сказал Домоко, предложив Дамасскому Льву чубук, заправленный ароматным светлым табаком. – Турки будут нас стеречь, но на штурм пойти не осмелятся.

И в этот самый момент, словно возражая Домоко, раздался еще один выстрел из аркебузы и вслед за ним крик Китара:

– Тревога!

Пятеро осажденных выбежали из дома и увидели, что все турки снова вскочили на коней, обнажив сабли. Похоже, они изготовились броситься в отчаянную атаку.

– Стой, куда, горячие головы? – крикнул албанец, выстрелив из аркебузы.

Но всадники бесстрашно, с дикими воплями, направили коней прямо на ферму.

– Выпускай собак, Кара! – крикнул фермер.

Оба мастино, едва услышав свист, с грозным лаем вылетели из дома и бросились к коням, кусая их за ноги. Тем временем Мулей, Никола и Мико продолжали стрелять, но без особого успеха, поскольку всадники прятались между рядами густой зелени виноградных лоз. Лишившись командира, мусульмане дрогнули и явно отказались от решительной и стремительной атаки, которая, конечно, привела бы их прямиком к помещениям первого этажа фермы, и бой разразился бы среди кувшинов, столов и скамеек. Привычные к войне собаки изводили всадников неожиданными бросками, ловко увертываясь от пуль. Попасть в них было не так-то легко, ибо кони отчаянно брыкались и норовили скинуть седоков. Спустя полчаса всадникам удалось сгруппироваться и проскакать перед фермой, беспорядочно стреляя из пистолетов.