Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Поздним вечером, когда турки подтаскивали к передовым позициям большие бомбарды, трое мужчин верхом на необыкновенно красивых конях проехали подъемный мост бастиона Каварцере. Мост опустили тихо, чтобы не привлечь внимания наездников из неприятельской армии.

Всадники были полностью закованы в стальные доспехи, у каждого имелась шпага, палица и прикрученная к седлу аркебуза. На плечах вместо белых плащей, призванных защищать от ночной сырости, на всадниках красовались черные, которые полностью сливались с темнотой. Троих смельчаков, покидавших осажденный город и рисковавших в любой момент повстречаться с рассредоточенной по равнине турецкой кавалерией, звали Дамасский Лев, Никола-отступник, или, точнее, отступник притворный, и Мико-албанец. Эти трое несгибаемых и спаянных воинов решительно прошли бы даже сквозь целый эскадрон врагов.

То ли мусульмане что-то заметили, то ли вымещали злость из-за того, что пала сначала Хараджа, а за ней Метюб, тоже весьма популярный как первый клинок султаната, но в эту ночь турки палили из орудий больше, чем обычно.

Ночной мрак прорезали раскаленные каменные ядра, пущенные из бомбард, которые на ночь сильно выдвигали вперед, а с рассветом закатывали обратно на места. Ядра оставляли за собой длинные искрящиеся хвосты, которые всю ночь непрерывно висели над Кандией.

Время от времени было слышно, как ядра падают на крыши домов. Турки во время осады имели привычку стрелять по домам для устрашения, чтобы вынудить командование города сдаться.

В мелких поселениях этот маневр удавался, но в Кандии он не прошел, ибо в городе имелся сильный гарнизон, достаточный, чтобы сдерживать жителей и заставлять их разделять с военными все тяготы осады.

Бастион Каварцере располагался дальше других от осадной линии, и ядра туда почти не долетали, а потому трое всадников смогли беспрепятственно выехать из Кандии и пуститься в путь по темной равнине.

– Ты хорошо знаешь остров, Никола? – спросил Мулей-эль-Кадель.

– Да, синьор, – отвечал грек-отступник. – Я изъездил его вдоль и поперек в любое время и в любую погоду, когда торговал здесь, пока эти проклятые псы все не разрушили.

– Сколько времени нам понадобится, чтобы добраться до Капсо?

– Мы сможем увидеть Капсо не раньше чем через сутки, если кони выдержат и если не случится нежелательных встреч.

– Турецкий флот ведь не знает, что на рейде уже стоят венецианские галеры?

– Пока не знает, могу вам это гарантировать, синьор Мулей. Паша убежден, что венецианцы предпримут отчаянную вылазку в Морею или им взбредет в голову атаковать Константинополь, как когда-то отважно поступил адмирал Мочениго.

– А откуда тебе это известно?

– Мне сказал один критянин-отступник, который больше моего ненавидит турок, потому что под ударами сабель погибла вся его семья. Мы, отступники, тесно общаемся между собой и стараемся друг другу помогать.

– И этот твой друг явился к тебе на флагманскую галеру? – спросил Мулей-эль-Кадель.

– Нет, на это он не решился. Это я по условному знаку встретился с ним в одном из уголков лагеря. Впрочем, он был одет как турок, и никакой опасности для него это не представляло. В армии растет недовольство, а потому ни у кого нет времени заниматься отдельными людьми, даже если они и шпионы.

– И где сейчас находится твой друг?

– У себя на ферме. Она сильно разрушена, но продолжает работать.

– Это далеко от рейда?

– Шесть часов верхом, может, и меньше, – ответил Никола.

– Ты ничего опасного не замечаешь перед собой?

– Нет, синьор.

– А ты, Мико?

– Пока ничего, – отозвался албанец.

– Ты сказал: пока?

– Эти собаки появляются, когда их не ждешь.

– Вытащите шпаги из ножен, и, если увидим, что дорога свободна, пойдем галопом, – скомандовал Мулей-эль-Кадель.

Три лучших коня, отобранных из всех коней Кандии, пустились галопом. А на город продолжали дождем сыпаться турецкие бомбы.

Венецианцы отстреливались довольно вяло, ведь у них не было связи со Средиземноморьем, и они экономили снаряды, в смутной надежде на то, что осаждавшие, тоже изрядно потрепанные, поймут бесполезность осады и уйдут обратно в Константинополь. А может, Светлейшая республика пошлет им на помощь свой мощный флот…

Потери смельчаков, что вдали от своего дивного города и от Большого канала сражались и умирали во славу Льва Святого Марка, были очень серьезны. Однако втрое бо́льшие потери понесли и свирепые османы.

Трое всадников миновали опасную зону и уже готовы были пустить коней во весь опор, когда Никола, у которого были зоркие глаза бывалого моряка, резко остановил своего скакуна и сказал:

– Впереди люди.

– Надо атаковать, – ни секунды не колеблясь, отозвался Дамасский Лев.

– Тогда вперед!

Никола пустил коня в атаку, за ним дамаскин и албанец, подняв готовые к бою шпаги.

Из темноты вынырнули двое всадников и попытались, в свою очередь, атаковать христиан.

Но с такими бойцами, что оказались перед ними, им пришлось бы изрядно попотеть, прежде чем они освободили бы себе дорогу.

– Сдавайтесь! – в последний раз крикнул Дамасский Лев. – Вперед, сейчас эти собаки у нас попляшут!

Пять коней яростно сшиблись, зазвенели о кирасы клинки, и в схватке отнюдь не кони христиан повалились вверх копытами.

– Мой противник упал с разрубленным нашейником!.. – крикнул Мулей-эль-Кадель. – Надеюсь, хоть сейчас я пропорол ему горло.

– А я вышиб своего из седла выстрелом: пуля попала под мышку, – сказал грек. – Надеюсь, она прошла сквозь сердце.

– А у меня, – сказал албанец, – противника просто не оказалось, и я убил беднягу-коня. Эх! Теперь он станет развлекать гурий пророка, если они существуют. Магомет насочинял о них достаточно баек, а турки, как дети, этим байкам верят.

Пять коней яростно сшиблись, зазвенели о кирасы клинки, и в схватке отнюдь не кони христиан повалились вверх копытами.

Трое всадников застыли, тревожно вглядываясь в темноту и опасаясь новых неожиданностей. Раскаленные ядра из мусульманских бомбард сюда долетали редко.

– Твой раненый не шевелится, Никола? – спросил Дамасский Лев.

– Кажется, нет, синьор.

– Ну и оставь его, пусть умрет с миром.

– А ваш?

– Мой не поднимался.

– И мой конь тоже не встает, – с отчаянием сказал албанец. – Вот так, у тебя в руке клинок, способный сразить самого сильного врага, а приходится убивать четвероногих бойцов, которым больше хочется удрать, чем идти в атаку. Эх, хозяин!..

– Мы еще пока не в Капсо, – отвечал Мулей-эль-Кадель. – Еще успеешь испытать и клинок, и его острие. Однако меня беспокоит одна вещь.