Владимир Череванский - Жены русских царей

Цесаревич с тех пор относился к своей жене с подозрением; он постоянно видел в ней доносчицу; предполагая, что царевна часто жаловалась на него царю.

На третий день Пётр, всегда энергичный, деятельный, ненавидящий праздность, уехал из Торгау, а сыну приказал отправиться в Торн и подготовить там приём тридцати тысяч русских, которые должны были вступить в Померанию.

Алексей Петрович отвёз жену в Вольфенбютель и 7 ноября направился в Торн.

По истечении месяца Шарлота оставила родительский очаг, где она, обожаемая всеми, счастливо проводила свою молодость, и поехала к мужу в Померению.

С этих пор начинаются горести и адские муки несчастной принцессы. Во время пребывания в Торне бедная принцесса подвергалась безжалостным нравственным пыткам. Отношение мужа к ней начало проявляться в своём настоящем свете: царевич все ночи проводил в развратном обществе, предаваясь соблазнительному кутежу и поздно возвращаясь домой пьяным. Можно себе представить, какие это были муки для брошенной семнадцатилетней жены, не имевшей друга, с кем она могла бы советоваться, беззащитной и окружённой эгоистическими, жадными царедворцами!

Несмотря на отвращение к военному делу, царевич вынужден был следовать за отцом, осаждавшим Штетин, и принцесса должна была таскаться в неудобном экипаже по дурным дорогам за повозками войска, терпя нужду, страдая от непогоды, среди грубых людей, не зная ни их нравов, ни их языка. Она нуждалась в самом необходимом для обыденной жизни. Ей не платили денег на содержание. Её немецкий штат, раздражённый нуждой, начал высказывать недовольство и интриговать.

Однако Шарлота любила своего мужа — хотя не по влечению сердца, а по чувству долга — чувству, свойственному вообще истинным немкам. Шесть месяцев после свадьбы она писала своей матери: «Я замужем за человеком, нисколько не любящим меня, но я ему предана по долгу совести. Царь со мной любезен, царица делает вид, что меня любит, но в действительности она меня ненавидит. Моё положение ужасно!»

Наконец русские войска оставили Эльбинг, и Шарлота получила от царя приказание последовать за ними в Ригу. Молодая царевна, испуганная тем, что должна оставить навсегда родную страну и отправиться в неведомое ей государство, тоскуя по родным, убежала обратно в Вольфенбютель, где провела всю зиму 1712 года. К весне царь приехал в Ганновер, обласкал невестку, сделал ей подарки и отправил её в Петербург, дав ей на путевые расходы несколько тысяч гульденов. В июне 1713 г. царевна Шарлота приехала в новую русскую столицу, где была обрадована великолепным приёмом. В это время царевич был на Ладоге по какому-то поручению от царя. Усталый от трудов, которые навязал ему царь в течение целого года, царевич считал себя счастливым только тогда, когда он мог предаваться праздности, и потому искренно обрадовался приезду жены, давшему ему возможность наслаждаться негой, а возвратившись с Ладоги выказал жене неожиданные любезности. Царевна, разбитая телом и душой от перенесённых страданий, готовая ко всяким неприятностям, увидела в этом луч доброй надежды, и в восторге увлечения, свойственного восемнадцатилетним особам, кидается в крайность, воображая то, чего совсем нет. Она пишет опять своей матери:

«Я люблю мужа безгранично и надеюсь быть с ним счастливой».

К этому в скором времени прибавилась ещё другая радость, на которую женщины, несчастные в первое время супружества, обыкновенно возлагают свою надежду возвратить утраченную любовь мужа: она чувствовала себя беременной. Но увы! Этот женский расчёт не оправдался: Алексей Петрович через несколько недель опять впал в угрюмое состояние, начал по-прежнему показывать свой дикий нрав и снова предался грубому разврату. Он проводил целые ночи в обществе молодых людей, столь же грубых кутил, как он сам. Не проходило дня, когда бедная царевна не выслушивала от своего мужа самые гнусные оскорбления и жестокие угрозы. Она была рада, когда он не приходил к ней. Чаще всего он являлся к ней в пьяном виде, без ума и памяти, чтобы излить на неё свою желчь и охладить свой гнев, возбуждённый в нём против царя попами, боярами, матерью, заключённой в монастырь, где она вела со своим любовником Глебовым политические интриги, тёткой, княжной Марией, разделявшей ненависть к царю покинутой царицы Евдокии.

Приходя к жене пьяным, царевич обыкновенно кричал: «Царь не железный. Когда я вступлю на престол, сударыня, то нашему замужеству настанет конец, и я вас заточу в тот же монастырь, где теперь томится моя невинная мать.

Коварного канцлера Головкина, в вознаграждение за его сводничество, я живого посажу на кол, он виноват, что я должен был жениться на немке. И князя Меншикова я также посажу на кол для компании с Головкиным. Любимцы царя будут охотиться в Сибири за соболем, а всех немцев, этих искателей приключений, со своими новыми нравами я кнутами выгоню из России, как несносных гадов».

Однажды вечером Алексей вошёл в кабинет царевны пасмурный и выпивший. Шарлота подошла к нему с ласковым выражением лица, собираясь просить его принять на службу какого-то иностранца. Едва она произнесла имя этого просителя, как он взглянул на неё сурово и приказал ей замолчать. Она повиновалась и в испуге хотела уйти из кабинета.

— Куда? — крикнул он и, схватив её за руку, бросил с силой на середину комнаты, где, к счастью, стояло мягкое кресло, на которое она и упала. — Вероятно, вы опять хотите идти жаловаться на меня царю, который при всех осыпает меня упрёками? Но, сударыня, меня уже утомляют ваши коварные происки, я вам запрещаю усиливать гнев моего отца.

Бедная царевна от испуга не могла произнести ни слова. Она плакала и протягивала руки к мужу, но он не обращал на неё никакого внимания и продолжал свои угрозы:

— Горе вам, если вы вздумаете опять жаловаться на меня государю. Клянусь вам, что я тогда иначе поступлю с вами.

— Но, — отвечала царевна, — кто так злобно оклеветал меня перед моим супругом. Я никогда не сказала царю ни одного слова во вред моему мужу.

— Я всё знаю, — закричал царевич, — вы не можете оправдываться. У меня больше друзей, чем у государя и его иностранных приятелей. Придёт время, когда я смогу отомстить вам.

— Прошу только об одной милости, — отвечала царевна, — назовите мне тех, кто уверял вас, что я жаловалась его величеству, и если я виновата, то я достойна вашей ненависти, если же я окажусь невиноватой, то не отвергайте любви преданной жены. Позвольте мне по крайней мере оправдаться и отклонить ваше подозрение.

Царевич опять приказал ей молчать и ещё более сурово повторил свои угрозы, если она будет болтать царю. Шарлота плакала и, протягивая руки, хотела броситься на его грудь, но он грубо оттолкнул её с такой силой, что она ударилась головой об стену, отчего лоб у неё сильно распух. Царевич же, не обращая внимания на жену, быстро вышел из кабинета и с яростью захлопнул за собой дверь.