Владимир Череванский - Жены русских царей

Долго Шарлота лежала без чувств в кресле, наконец сильный поток слёз облегчил её сердце, она встала и хотела пройтись по комнате, но её колени подгибались, и она упала на ковёр, покрывавший пол. Усердно помолившись, она почувствовала некоторое успокоение. Явившемся по её звонку и напуганным растерзанным видом своей госпожи камер-фрейлинам Шарлота объяснила, что по собственной неосторожности упала и расшиблась.

Несмотря на все старания, на безграничную самоотверженность царевны с целью приобрести расположение мужа, последний продолжал обращаться с ней с непримиримой жестокостью. Ни её заступничество перед царём, когда Пётр в своём гневе осыпал её мужа упрёками, ни ласки, ни слёзы не могли тронуть бесчувственного сердца царевича, загрубевшего в обществе низких и развратных людей. Подарки жены, сделанные её собственными руками, Алексей тотчас же дарил своей любовнице Афросине, которая имела нахальство носить их открыто.

Брань между молодыми супругами часто происходила и от такой странной причины, которую трудно предполагать в царском доме, как нужда в деньгах. Молодая принцесса затруднялась в содержании лиц своего маленького немецкого двора. Её сердце болело при виде нужды тех особ, которые из любви к ней оставили свою родину, чтобы следовать за ней в чужую страну, в городе, где ещё трудно было найти жилище. Но ей самой часто не доставало самого необходимого для жизни: из казначейства ей стали выплачивать деньги на содержание не в срок и не сполна. Между тем уже скоро после прибытия в Петербург случались непредвиденные расходы, например, издержки на экипажи и лошадей. Царь обещал своей невестке подарить экипаж и лошадей, но это обещание не было исполнено под предлогом, что в Петербурге негде купить. У Шарлоты был экипаж, полученный ею в Торне от Меншикова, в Петербурге царица подарила ей карету с лошадьми; третий экипаж царевна купила на свои деньги. Но все эти экипажи были очень плохие. Зимой генерал Вейде продавал своих лошадей за 600 рублей. Царевна попросила царицу напомнить Петру о его обещании подарить ей лошадей и сказать, что теперь их можно купить у Вейде. Через несколько дней царь дал ей знать через Екатерину, что она может взять у Вейде лошадей, что он ей дарит их, а деньги генералу будут уплачены сенатом. Но прошло четыре месяца, а Вейде так и не получил своих денег, и Шарлота должна была возвратить ему лошадей. Все её жалобы ни к чему не привели, а к царю нельзя было подступиться, от него ничего нельзя было добиться, у него никогда не было времени. Она всегда терпела нужду во всём.

Вскоре бедной царевне суждено было снести другое, более унизительное оскорбление.

В один прекрасный солнечный день она узнала, что царевич гуляет в дворцовом саду. Она оделась, пошла в сад, чтобы погулять вместе с мужем и занять его беседой. Войдя в сад, она увидела его издали сидящим на скамейке рядом с Афросиной и нежно державшим её за руку. Афросина громко хохотала и рукой закрывала царевичу рот, как будто не хотела слышать милых шуток своего поклонника.

Шарлота остановилась, как молнией поражённая, едва дыша, совершенно уничтоженная. Афросина заметила её, вскочила со скамейки и хотела убежать, царевич удерживал её, взглянул на жену и, в свою очередь, расхохотался. Однако Афросина вырвалась от него и побежала по аллее. Алексей продолжал необузданно хохотать, несколько раз звал Афросину, приговаривая: «Фося, не будь дурочкой!» Затем он скорыми шагами последовал за ней, нисколько не заботясь о своей убитой горем, оскорблённой жене, искренно желавшей в эту минуту смерти, которая одна могла освободить её от невыносимых страданий.

Следствием грубого и оскорбительного обращения царевича с женой было то, что она, сначала любившая, стала его ненавидеть. За несколько недель до родов Шарлоты царевич уехал в Карлсбад, не предупредив её ни одним словом. Только когда уже подъехала почтовая карета к его дверям, он попрощался с женой четырьмя словами:

— Прощай! Еду в Карлсбад!

Таков был муж Шарлоты.

Пётр с царицей был тогда в Финляндии, Шарлота осталась одна с тремя старухами, которых против её воли ей навязали, чтобы наблюдать за родами и удостовериться в действительности рождения царского ребёнка. В это время она пишет с отчаянием своей матери:

«Я сделалась несчастной жертвой нашего дома, хотя я этим не приносила ему никакой пользы. Я от горя умираю медленною смертью».

В течение шести месяцев она не имела никаких известий от своего мужа, только дочка, родившаяся в июле 1714 г., доставляла ей некоторое утешение. По приезде царевича, он не подавал ей ни луча надежды на благосклонное обращение с ней. Зимой 1715 г. в течение её второй беременности он её открыто оскорбил самым жестоким образом: он взял к себе в дом, где жила жена, свою крепостную любовницу — Афросину. Шарлота с достоинством выдержала этот крайне жестокий удар. Вебер, ганноверский посол в Петербурге, говорит в своих записках:

«Эта несчастная царевна с твёрдостью переносит своё горе, одни стены видят её слёзы».

После долгого пребывания в Карлсбаде Алексей Петрович наконец возвратился в Петербург и только два дня спустя удостоил жену своим посещением. Шарлота встретила его с новорождённой Натальей на руках, надеясь, что родительское чувство смягчит его сердце и улыбка невинности вызовет нежность отца к матери. Но Алексей вооружился ледяной холодностью и, чтобы избежать всякого нежного слова, пришёл не один, а в сопровождении генерала Глебова, самого хитрого льстеца. Несмотря на присутствие постороннего, Шарлота с нежной улыбкой поспешила к нему навстречу, показала ему ребёнка и высказала ему всё, что только любовь и верность могли внушить ей. Но царевич оставался немым и не проявил к ней ни любви, ни малейшей привязанности, как будто был ей совершенно чужой. Он не обнял жены, не поцеловал ребёнка и даже не пытался изобразить на своём лице улыбку. Он только спросил её в общих выражениях о состоянии её здоровья и её времяпрепровождении и предоставил Глебову занимать царевну грубой лестью. Через полчаса он оставил жену, которая в своём уединении предавалась горю и проливала горькие слёзы.

Царевич откровенно сознался, что желает развода, и Шарлота считала это величайшим счастьем для себя. Но оба знали, что им нельзя надеяться на согласие царя.

Шарлота обратилась к князю Меншикову, любимцу государя, и просила его узнать мнение царя на сей счёт. При удобном случае Меншиков со свойственной ему ловкостью намекнул царю на возможность развода царевича, но Пётр так рассердился, что в другой раз князь не смел коснуться этого дела.

— Горе Алексею! — воскликнул царь. — Только благодаря этому ангелу, его жене, только из любви и уважения к ней я до сих пор не наказывал этого изверга, этого недостойного, непокорного сына, который ежедневно отравляет сердце отца. Горе ему, если он лишится покровительства его доброй жены.