Владимир Череванский - Жены русских царей

Можно представить себе после этого, с каким негодованием смотрела царица Авдотья на Немецкую слободу; и станем ли мы винить её, вслед за Устряловым, за то, что она считала кукуйцев за нехристей и развратников: ведь слободская немка оторвала от её ложа «лапушку свет Петрушеньку».

Между тем государь два раза слетал под Азов:

А тут путешествие заграницу; Пётр оставляет жену под надзором бояр и духовных, им и поручает удалить её в монастырь; что же до Анны Монс, то её осыпает подарками и в знак благоволения берёт с собой её старшего брата Филимона.

Народ не замедлил подметить разрыв царя с царицей и глухо заговорил о том, будто бы бояре бьют уже государыню по щекам...

Таковы были отношения Петра к двум женщинам, когда весть о стрелецком восстании заставила его преждевременно возвратиться в Москву. Мы видели, как с первого же вечера вспыхнула в нём прежняя страсть к Анне Ивановне. Отсюда значение её всё более и более растёт.

Насколько же заслуживала безвестная немка любовь Петра?

Иностранцы, и преимущественно немцы, отзываются о ней с большими похвалами. Helbig, например, сводит отзывы всех об Анне Монс, и на основании этого выходит, что «эта особа служила образцом женских совершенств: с необыкновенной красотой она соединяла самый пленительный характер; была чувствительна, не прикидывалась страдалицей; имела самый обворожительный нрав, не возмущаемый капризами, не знала кокетства, пленяла мужчин, сама того не желая, была умна и в высшей степени добросердечна». Кроме этих отменных качеств, по уверениям тех же немцев, Анна была до такой степени целомудренна, что на любовные предложения Петра отвечала решительным отказом.

Эти восторженные отзывы немцев, вызванные желанием возбудить сочувствие к судьбе своей единоземки, разлетаются при первом знакомстве с подлинными документами и с рассказами беспристрастных современников. Так, целомудрие было не в характере Анны Ивановны; с лёгкой руки Лефорта она всецело отдалась Петру; об этом заговорили везде: в домах иноземцев, в избах простолюдинов, в колодничьих палатах.

— Относил я венгерскую шубу к иноземке, к девице Анне Монсовой, — говорил между прочим немец, портной Фланк, аптекарше Якимовой, — и видел в спальне её кровать, а занавески на ней золотые...

— Это не ту кровать ты видел, — прервала аптекарша, — а вот есть другая, в другой спальне, в которой бывает государь; здесь-то он и почивает...

Затем аптекарша пустилась в «неудобь-сказываемые» подробности.

— Какой он государь, — говорит о Петре колодник Ванька Борлют в казёнке Преображенского приказа одному из своих товарищей-колодников. — Какой он государь! Бусурман! В среду и пятницу ест мясо и лягушки... царицу свою сослал в ссылку, и живёт с иноземкой Анной Монсовой...

Пётр решительно стал смотреть на неё как на будущую свою супругу-царицу; смерть Лефорта, лишив его любимейшего друга, в то же время избавила царя от совместника и вывела из неловкого положения «верную» ему Анну — так она подписывала свои письма.

В конце апреля 1699 года государь отправился в последний поход под Азов и его суб-супруга поспешила завязать с ним нежную переписку; к сожалению, из неё уцелело только пять писем Анны Монс, но и их довольно, чтоб судить о характере корреспонденции и о характере писавшей; что до ответов Петра, то они не дошли до нас: их, как кажется, уничтожили в год разрыва государя с его фавориткой.

Уцелевшие письма Анны к государю писаны по-русски, за исключением подписей и маленьких приписок её руки частью на немецком, частью на голландском языках, но так как Анна по-русски писать не умела, то русский текст написан рукой секретаря.

В этих письмах мы находим обычные пожелания: «милостивейшему государю Петру Алексеевичу» желаю «многолетнего здоровья и счастливого пребывания», затем убедительнейшая просьба: «дай государь милостиво ведати о своём государском многолетном здравии, чтоб мне бедной о твоём великом здравии всем сердцем обрадоваться»; впрочем, подобных просьб расточать, кажется, доводилось не много, так как в пяти письмах Анны мы находим две её благодарности государю за его ответы: «челом бью милостивому государю за премногую милость твою, что пожаловал, обрадовал и дал милостиво ведать о своём многолетнем здравии чрез милостивое твоё писание, об котором я всем сердцем обрадовалась, и молю Господа Бога» и проч. «и дай Бог, чтоб нам вскоре видеть милостивое пришествие твоё».

Из этих церемонных, официальных фраз можно думать, что Пётр не доводил ещё Анну до излишней с ним кроткости, но? однако тут же мы находим знаки нежных забот «Аннушки» о своём герое.

Она хлопочет, по его просьбе, достать несколько скляниц какой-то «цедреоли»; «вельми печалится», что не удаётся её достать; жалеет, что у неё «убогой крыльев нет», а «если бы у меня убогой, — пишет Анна Монс, — крылья были и я бы тебе, милостивому государю, сама принесла (цедреоль)».

В ожидании, пока вырастут крылья, или по крайней мере добудет заветный напиток «вернейшая до смерти» Анна Ивановна (sein getreue dinnerin bet in mein dot), посылает «четыре цитрона и четыре апельсина», чтоб государь «кушал на здоровье», а наконец посылает и цедреоли двенадцать скляниц, причём просит не гневаться: «больше б прислала, да не могла достать».

С такими нежными заботами относительно государя, казалось бы, Анна Ивановна решительно должна была приковать к себе эту пылкую натуру: так и случилось, но не надолго.

Красавица, ангелоподобное существо, какою изображают её чувствительные немцы, не любила Петра; она и отдалась-то ему только из корысти, ради собственной прибыли и возвышения своей фамилии. Ещё не успев заявить себя ничем, кроме посылками апельсинов, цитронов и цедреоли, никакими более важными подвигами преданность своему благодетелю, Анна уже торопилась вмешаться в разные тяжбы и ходатайствовать пред государем в делах, которые вовсе до неё не касались. Много ли уцелело её писем к Петру, а в двух из них она просит за вдову Петра Салтыкова в деле её с Лобановым, молит о перенесении этого дела из одного приказа в другой и о том, чтоб не чинить правёж людям Салтыковой. Впрочем, на первые разы Анна Монс просит осторожно, с оговорками: «Пожалуй, государь, не прогневайся, что об делах докучаю милости твоей».

И между тем продолжала докучать не только о чужих делах, но спешила позаботиться о составлении собственного достатка: «Благочестивый великий государь, царь Пётр Алексеевич, — писал секретарь под диктовку Монс: — многолетно здравствуй! О чём, государь, я милости у тебя, государя, просила, и ты, государь, позволил приказать Фёдору. Алексеевичу (Головину) выписать из дворцовых сел волость; и Фёдор Алексеевич, по твоему государеву указу, выписав, послал к тебе, государю, чрез почту; и о том твоего государева указу никакого не учинено. Умилостивися, государь царь Пётр Алексеевич, для своего многолетнего здравия и для многолетнего здравия царевича Алексея Петровича, свой государев милостивый указ учини...»