Клод Сенак - Властелин Темного Леса [Историко-приключенческие повести]

Прошла неделя после праздника Бэла. Вдруг ночью Парре почудился военный клич и жалобные крики из пещеры Тульки. Неясные, но зловещие звуки, от которых кровь стыла в жилах, скоро прекратились; но старуха сидела около отверстия всю ночь, дожидаясь утра. При малейшем шорохе она раздвигала виноградник, выставляла седую голову, слушала и высматривала. Но все было тщетно, никто не шел, и ей даже не с кем было поделиться своей тревогой. Если Ара жива, то она придет к ней сегодня вечером. Взошло солнце, наступил день, потом ночь, а никто не стучал внизу у скалы — все кругом казалось вымершим и безлюдным.

Парра продолжала сидеть, и слушать, и ждать, и томиться в безнадежной тревоге всю ночь и весь следующий день до вечера. Наконец она поднялась и уползла в пещеру. Все было кончено, и ей ничего не оставалось в жизни, как только умереть вместе с Руламаном. Она заснула, а когда проснулась, уже снова брезжил день.

Тусклый свет падал на лицо ее любимца. Еще раз нагнулась она над ним, прижала свой морщинистый лоб к его щекам и криком отчаяния облегчила душевную боль. Ни одной слезы не пролила она над ним.

Но что это такое? Неужели он пошевельнулся? Старуха встрепенулась: надежда опять вернулась к ней. Она взяла голову Руламана, обняла ее обеими руками, потом схватила его за плечи и громко назвала по имени.

Он был жив и открыл глаза. Почти сходя с ума от радости, она разразилась громким смехом, схватила его за руки и попыталась приподнять. Это удалось ей, и Руламан, ее сокровище, сел перед ней.

Он удивленно осмотрелся кругом и попросил пить. Но старуха не могла предложить ему ни капли воды, так как Ара давно не приходила к ним. Она дала ему освежиться сушеными ягодами.

— Где мы теперь? — спросил Руламан.

— В пещере Стаффа, — отвечала старуха.

— А где Обу и Ара?

Она рассказала ему о страшном крике ночью и о том, что Ара, верно, уже никогда не придет.

— Где мое оружие?

Старуха показала в угол. Там лежал его каменный топор, лук, который он обменял у Обу, и прекрасный металлический меч, подаренный ему умирающим отцом.

— Я пойду в Тульку! — закричал он, сделал попытку встать и снова упал.

— Твои ноги ослабели, — сказала Парра, ласково улыбаясь, — а мои опять крепки, и ты у меня поправишься!

И на самом деле, как будто пробужденная к новой жизни, она бодро встала, взяла мяса, развела огонь, чего не делала уже десятки лет, и приготовила ужин.

Когда подкрепившийся едою Руламан снова сидел перед ней, на лице старухи светилась тихая радость.

Молодые силы Руламана воскресали: несмотря на боль раны, он встал, взял лук, стрелы и каменный топор. Старуха показала ему дорогу, и он добрался до отверстия.

С большим трудом, осторожно оглядываясь по сторонам, слез Руламан вниз по приставленному к скале бревну, сошел к ручью, жадно прильнув к свежей воде запекшимися губами, напился и пошел к Тульке.

У опушки леса, на лугу, где они объезжали когда-то лошадей, он остановился, чтобы передохнуть. Идти ему было нелегко: рана болела, ослабевшие ноги скользили и подгибались и он с трудом переводил дыхание. Он прислушался, — отсюда можно было бы услышать голоса, если бы люди Тульки были живы. Но ни звука не было слышно.

Почти бегом пустился он по знакомой тропинке, завернул на последний маленький выступ скалы и поглядел вниз, на веселую площадку пещеры. Изломанные копья, несколько каменных топоров, множество стрел, куски шкуры и одежды калатов лежали разбросанными по траве. Тис и дуб были сожжены, и их черные, мертвые ветви беспомощно застыли в воздухе. Большие кровавые лужи, еще не совсем высохшие, виднелись на земле.

Легкое карканье заставило Руламана поднять глаза на пень дерева, служившего раньше детям мишенью. На нем сидел старый ворон: он узнал Руламана, с громким радостным криком закружился над ним и, сев на плечо, хлопал крыльями, как будто хотел рассказать ему нечто страшное.

Руламан бросился в Тульку. Вход был завален громадным костром, наполовину сгоревшим; сверху на нем лежали свежие ветви с листьями, но внизу костер еще тлел, дымился, и тлеющие головни обдавали жаром. Что это? Зачем? Не было ли это военной ловушкой калатов.

С большим трудом он пробрался через костер, зажег факел и вступил в пещеру; на него сразу пахнуло удушливым, дымным чадом. Теперь ему все стало ясно.

Белые воины не осмелились вторгнуться в пещеру, но они выкурили айматов дымом, как выкуривают лисиц и гиен. А тех, которые выбегали, они убивали и бросали в огонь.

С ужасом и гневом в душе шел Руламан вперед. В высоком жилом помещении дым поднялся к потолку. Руламан вздохнул свободнее, и факел его вспыхнул ярче. Здесь он нашел только женщину, которая, спасаясь от удушающего дыма, заползла под шкуру медведя. Руламан узнал мать Обу, больную старуху, которая была слишком слаба, чтобы искать спасения в бегстве. Но где же другие обитатели Тульки?

Руламан продолжал поиски, освещая факелом каждый угол, каждое углубление в стенах. В гроте, хранившем запасы, он нашел еще трех женщин с маленькими детьми. Наконец он добрался до грота, где помещался источник, и здесь открыл настоящее кладбище. Дым проникал сюда всего медленнее и потому сюда сбежались дети, подростки, которые лежали теперь кучами друг на друге; с ними был и ручной медведь; некоторые дети повисли на выступах скалы: в отчаянии они взбирались на стены.

Одежда, посуда, оружие и запасы висели и стояли нетронутыми на своих прежних местах, очевидно, калаты не проникли в пещеру. Руламан осматривал труп за трупом, не бьется ли в ком-нибудь сердце? Какая была бы радость, если бы он мог принести в пещеру Стаффа хотя бы одного ребенка своего племени! Но тщетно! Месть белого старика погубила всех!

Он вышел и стал искать в лесу вокруг пещеры. Кровавые следы привели его к сосне, у подножия которой он уже издали заметил шкуру волка. Он подбежал, и ужасное зрелище представилось его глазам. На сосне висел труп, пронзенный множеством стрел и привязанный головой вниз. Это был Обу!

Руламан перерезал веревки и принес труп в пещеру, где положил его вместе с другими, потом привалил большой камень ко входу и натаскал к нему древесных сучьев. Ни одна гиена, ни один волк не должны были коснуться дорогих мертвецов. Тулька с этих пор стала их могилой.

Кроме того, Руламан воткнул в землю перед входом в Тульку три копья, взятые из пещеры, в знак того, что жив еще мститель за племя.

Он шел вниз по извилистой тропинке, не думая о предосторожностях против встречи с калатами. Напротив, с каким наслаждением он бросился бы теперь на каждого из них!

Грустно и тихо потекла жизнь Руламана и Парры в пещере Стаффа.

Знали ли калаты, что один аймат из Тульки еще жив? Он часто ходил к пещере, но копья продолжали стоять нетронутыми.