Садриддин Айни - Смерть ростовщика

— Кто там? — послышался из-за ворот женский голос.

— Я учащийся медресе, у меня есть дело к дядюшке Кори.

— Вашего дядюшки Кори нет дома! А что у вас за дело?

— Свое дело я скажу им самим! Когда они будут дома?

— Они приходят очень поздно, иногда остаются в гостях у своих знакомых до полуночи, — ответила женщина.

— А если я приду в полночь или даже позже, смогу я их увидеть?

— Нет, нет, — сказал решительно другой женский голос. — Они никого не пускают к себе в дом, даже ворот не открывают. И нам наказали, чтобы мы ни днем, ни ночью никого не впускали. Еще вчера они напомнили, чтобы мы не открывали дверей даже знакомым. Поэтому мы советуем вам напрасно не затруднять себя и не пытаться увидеть их дома.

— А кем вы приходитесь дядюшке Кори?

— Мы их жены!

— Может быть, есть у них сын, я бы с ним поговорил, он бы сказал о моем деле отцу, а потом передал бы мне ответ.

— У них нет ни сына, ни дочери, ни слуги! — Это был голос первой женщины.

— Они, как одинокий кипарис, один-одинешеньки! — Это был голос второй женщины. Слышно было, что она смеется.

— Ну, хорошо, может быть, они бывают дома днем, я приду днем! — сказал я.

— Здесь вы их никогда не сможете найти. Они выходят до рассвета, а возвращаются за полночь, — ответила первая женщина.

Так как выяснилось, что я не смогу увидеть Кори Ишкамбу дома ни в этот день, ни в будущем, то я решил пройти снова по базарным рядам и, встретив его там, прямо подойти к нему, признаться в своей лжи, рассказать, какое у меня было намерение, чтобы снять с себя вчерашний позор.

Размышляя так, я прошел ряды торговцев кожаными калошами и вышел к круглому купольному пассажу, известному под названием Ходжа Мухаммади Паррон [8] Такое название пассаж получил в старой Бухаре по имени мусульманского «святого», мазар (могила) которого находится внутри пассажа . Пройдя через него, я направился вдоль рядов, где торговали табаком и табакерками, сделанными из тыквочек. Миновав склад сушеного кишмиша и урюка, я пересек улицу москательщиков и достиг рядов торговцев чаем.

День уже клонился к вечеру, почти все торговцы закрыли лавки и разошлись по домам; прохожих было немного.

Если бы в этот момент встретился мне Кори Ишкамба, обстановка для разговора с ним была бы самая подходящая. Но увы, его не было видно. Когда я подходил к караван-сараю Джаннат-макони, Рахими-Канд как раз свертывал свой паласик, собираясь отправляться домой.

Как только его взгляд упал на меня, он снова положил паласик на суфу и, улыбаясь, стал подзывать меня.

Я очень удивился, увидев его улыбающимся — до сих пор это случилось единственный раз в жизни, когда, как я уже рассказывал, он получил чашку плова на вечеринке, устроенной учащимися медресе по случаю начала учебного года. Обычно его лоб был нахмурен, а лицо сохраняло такую кислую мину, будто он отведал уксуса. А теперь он не то что улыбался, а даже тихонько смеялся.

Я подошел к нему, он меня спросил:

— Что такое ты сотворил с Кори Ишкамбой?

— Ничего я не сотворил. А что случилось?

Присев на суфу, Рахими-Канд сказал:

— Только вы ушли, как опять он появился и принялся меня расспрашивать, что вы за человек? «Учащийся медресе, гиждуванец», — ответил я ему. «Ну, я был прав в своих подозрениях», — сказал он, многозначительно кивая головой. «А что вы подозревали?» — спросил я. Немного подумав, он сказал: «Многие думают, что у меня есть деньги. Поэтому не раз уже бывало, что беспутные люди принимались меня выслеживать. Удостоверившись, что я не держу в доме даже медного гроша, они ко мне охладевали и оставляли в покое, занявшись своими делами. Последние два-три дня этот ученик медресе все ходит за мной. Видно, хочет проследить, где я получаю деньги и куда их прячу.

Как только он выследит, что я принес в дом деньги, он, конечно, изрубит меня на мелкие кусочки, чтобы забрать мое добро». «Этот ученик не такой человек, ваше подозрение ошибочно!» — сказал я ему. «Предположим даже, что сам он неплохой человек, — ответил Кори Ишкамба. — Ничего невероятного нет в том, что земляки сбили его с пути и заставили следить за мной. Во всяком случае гиждуванцев следует опасаться!»

Окончив свой рассказ, Рахими-Канд сказал:

— Кори Ишкамба просил меня объяснить тебе, как моему знакомому, что денег у него нет и что, если случайно они и попадают ему в руки, он их домой не берет и вообще не держит дома ничего ценного. «Есть, говорит, у меня в доме два одеяла, так они такие рваные и грязные, что мало отличаются от потника из-под ослиного седла».

После этих слов Рахими-Канд сказал мне наставительным тоном:

— Не подходите близко к такому человеку, от него не дождетесь ничего хорошего. И опутает и еще вдобавок оклевещет.

Я рассказал Рахими-Канду вкратце о своем намерении попросить у Кори Ишкамбы келью, описал свои безуспешные попытки в течение нескольких дней поговорить с ним.

— Ну, а если он способен подозревать честного человека в том, что тот вор и разбойник, не желаю я ни видеть его, ни просить о келье! И келья его мне не нужна, и знакомство с ним. Говоря словами Саади, «его дар отдадим ему обратно», — сказал я и, расставшись с Рахими-Кандом, отправился по своим делам.

После этого случая прошло несколько дней. Я не встречал больше Кори Ишкамбу, да и не стремился его встретить. Я совершенно выбросил из головы мысль о том, чтобы познакомиться с ним и попросить его о келье, счел за лучшее держаться от этого человека подальше.

Как-то сидел я, погрузившись в свои размышления, на плоской крыше лавчонки торговца солью на площади перед медресе Кукельташ. Вдруг около меня на землю легла чья-то тень. Я так глубоко задумался, что даже не поднял головы, чтобы посмотреть на подошедшего.

— Ас-салам алейкум! — послышался надо мной голос, произнесший это приветствие с акцентом, обычным для чтецов Корана {12} 12 ... как обычно произносят чтецы Корана. – В арабском языке, на котором написан Коран, буква «айн» выговаривается гортанно. Выражение «Ас-салам алейкум»– арабская форма приветствия («Мир вам»), и чтецы Корана соблюдали традиционное произношение. (прим. из книги Айни Садриддин. Смерть ростовщика: (Повесть и очерк: Пер. с тадж.) – Душанбе, 1987) .

Подняв голову и взглянув на пришедшего, я очень удивился. Со мной, оказывается, заговорил сам Кори Ишкамба. Он ковырял в зубах деревянной зубочисткой, вытаскивал кусочки застрявшей между зубами пищи, разглядывал их и снова отправлял в рот.

Так как я был обижен его неосновательными и оскорбительными подозрениями, то неохотно ответил ему на приветствие и снова погрузился в свои мысли.

— Прекрасный воздух на площади у медресе Кукельташ! — сказал он, присаживаясь рядом со мной.